Я прибежал домой, надел ватные брюки, свитер и штормовку, натянул болотные сапоги… Так, ничего не забыл? Сигареты и спички тут… Побежали.

У гаражной стены на ребре стояла лодка. Блестели серебряные борта. Хороша!

Брезент сзади у вездехода был отстегнут. На земле лежала груда вещей: рюкзак, спальные мешки, палатка, телогрейки. Рядом стоял пожилой, массивного вида мужчина. Вроде куба из шлакоблоков. Присядет, возьмет одну вещь и осторожно подаст в кузов. Как ведомость на зарплату в окошечко. Конечно, бухгалтер. Вот и у нас похожий. Скучно у таких просить аванс в нужную минуту.

Из гаража, вытирая масленой тряпкой руки, вышел Василий.

— Готов? Порядочек. Познакомьтесь, Андрей Иванович. — Он кивнул на меня. — Сосед мой.

Белесые глаза скользнули по мне моментальным, как зрачок фотокамеры, взглядом. А челюсть! Прямо кварцевая глыба. И кожей обтянута, как на барабане, аж блестит. Не видел я еще такой кожи…

— Приятно весьма. — Бухгалтер опять отвернулся к вездеходу.

Вежливый! Точно, как наш: «Сожалею, молодой человек, но стоимость вычтем из зарплаты — вы отвечали за разгрузку…»

Василий подошел к лодке и крикнул:

— Сань, рюкзак не ударь, там стекло.

Из кузова вывалился широкоплечий парень в дерматиновом замызганном плаще и рыжей зимней шапке с кожаным верхом. Одно ухо шапки было оторвано, второе засунуто за отворот.

— Саня умный, Саня знает, Саню нечего учить! — подмигнул он.

Вчетвером мы подняли лодку, уложили на стойки кузова и привязали к крюкам на борту вездехода.

— Все, — сказал Василий. — Поехали.

Через кабину я и Саня пролезли в кузов, постелили полушубок и уселись. Рюкзак Саня поставил на телогрейки.

Бухгалтер расположился рядом с Василием, в кабине. Мотор взревел.

— Врубай четвертую! — заорал Саня.

Вездеход, рыча, перебрался через заезженный кювет и загрохотал по серой трассе. ЗИЛы и КрАЗы с грузами для приисков обгоняли нас, пыль висела над дорогой. Ветер уносил ее длинными шлейфами в тундру, но машины поднимали новые завесы. Сквозь щели она набилась в кузов, дышать стало нечем. Только через час мы свернули с трассы и прямо по тундре покатили к морю. Пыль исчезла, на мягких кочках гусеницы перестали грохотать.

Потом и кочки кончились.

Вездеход бежал у самой кромки воды. Зеленые ряды волн опрокидывались прямо под брюхо машины на серую гальку. Словно сто лет дома не были, а вот увидели родной берег и кланяются в пояс. Небо было тоже зеленым, и отделяла его от моря только розовая полоска льдов у горизонта.

Саня хлопнул меня по плечу и показал на бухгалтера:

— Зови сюда!

Пока тот протискивался в дверной проем, Саня расстелил в ногах газету, выложил хлеб, оленью колбасу, соленые огурцы. Потом извлек бутылку «Зверобоя» и стаканчики. Делал он все капитально и с таким удовольствием, что я почувствовал голод. Пить только не хотелось, но необходимо соблюсти этикет рыбацких поездок. Первая стопка в этом этикете уничтожает, конечно символически, бывшие служебные ранги. Вторая дает право полновесного голоса в любом рыбацком вопросе. После нее царит равенство, и что ты за человек там, в поселке, — не важно. Важно, как ты покажешь себя теперь.

— Ух! — опорожнив стаканчик, дохнул Саня. — Дикая лошадь!

— Весьма! — подтвердил бухгалтер, размалывая огурец.

— Не очень, Санька! — крикнул через плечо Василий.

— Да мы по крапочке, Вась! — Саня изобразил пальцами дозу.

Впереди открылась красноватая, в фиолетовых пятнах, тундра. Увалы и ложбины уходили далеко-далеко, туда, где все красится одним синим цветом. Из хаоса ложбин вытекла речка Млелювеем и перегородила дорогу. Вездеход медленно сполз в воду, поворчал несколько секунд, словно принюхиваясь, и тихо поплыл. Бухгалтер наклонился к моему уху:

— Как полагаете, ушицей побалуемся?

— Судя по времени и погоде — должны, — ответил я. — Голец зимует в речных ямах, а как раз в июне скатывается в море.

— Не приходилось гольцовой ухи отведывать, — сказал бухгалтер. — А вяленым Василий Михайлович угощал — отменная штука!

— Отведаем, — успокоил я его. Недавно, наверное, в наших краях, если ухи из гольца не пробовал.

Галька кончилась, под гусеницы мягко стелился песок. Промелькнула расколотая баржа, кругом торчали выбеленные водой и солнцем бревна и ржавые бока бочек. Уютное покачивание, приглушенный песком грохот располагали ко сну. Я начал дремать.

— Любовь у меня — Нинка звать — в Магадан укатила с одним парнем, — неожиданно сказал с другого бока Саня. — Друг-приятель был. Случается так, а?

— Все бывает, — сказал я. Вовсе не хотелось разговаривать.

— А чего ей не хватало? Четыре сотни зарабатываю — понял, нет? Шубу из нерпы сшил, чукча Вальгыргин по дружбе настрелял. На, говорю, Нинка, носи на страх и погибель окрестным бабам. Пусть млеют в тоске и печали — понял, нет? Спасибо, отвечает, Саня, век не забуду… На крыло — и в Магадан. Письмо прислала: неответственный, мол, ты, потому и уехала. Прости за шубу…

Я долго слушал его рассказ. Наболело у человека. Понятно, чего уж тут. Любовь — не запчасть…

Вездеход оборвал бег неожиданно.

— Приехали, — сообщил Василий.

Ноги затекли, и мы прыгали на песок тяжело.

Вдаль уходила светлая коса шириной метров тридцать. Слева вдоль косы нес воду Тайкуль, справа ворочалось море.

Вездеход стоял посреди косы, а прямо перед ним из песчаного бугра торчала избушка. Как старый гриб подберезовик. На ржавых костылях в плавниковых стенах избушки висели обручи от бочек, гнилая веревка, проволока. На крыше лежали нарты.

Тишина кругом патриархальная.

— Егора-то не видать, — сказал Василий. — А всегда встречает.

— Сейчас посмотрим. — Я вошел в сени. Там валялась драная сеть и песцовые капканы. Дверь из сеней в комнату подперта палкой. От песцов. Где же Егор? Я убрал палку и открыл дверь. В крохотной комнате печь, у противоположных стен нары, застеленные оленьими шкурами. Между ними, под окошком, стол. Все окошко — в две ладони…

Я вышел на улицу. Ребята уже разгрузились.

— Нет Егора. Наверное, в совхозе.

— Нет и не надо. Сань, тащи шмотки в избу и займись хозяйством. Чаек там, поесть сооруди.

— А мы? — спросил бухгалтер.

— А мы — на воду! — Василий поплевал в ладони и схватил мешок с сетями. Я и бухгалтер двинулись за ним.

Коричневая вода плыла на широком плесе. Река несла с верховьев много ила: июнь — месяц половодья.

Нагруженный спальными мешками, от вездехода завернул Саня.

— Есть тут рыбка, есть! — ликующим шепотом сказал Василий.

— А куда ей деваться? — подтвердил Саня.

— Вода грязновата, — с сомнением покачал головой бухгалтер. — Едва ли тут есть рыба.

— А откуда ей взяться? — опять весело подтвердил Саня.

Мы засмеялись.

Василий достал из мешка две аккуратно собранные сетки. Посмотрел, подумал, достал третью. Потом подогнал вездеход ближе к берегу. Мы сбросили лодку в воду и