горячих фекалий, я начал жрать. Жру как оголодавший турист, получивший на руки банку тушёнки после того, как спасатели обнаружили его на двадцатый день поисков в глуши леса. Присасываюсь и пью соки, как потерянный моряк пьёт воду, после недели скитаний в лодке под палящим солнцем. И начинаю спускать. Спускаю молофью во все стороны, как мужик после месяца без ебли.

Спускаю и спускаю. Ух… Да… Вот так, ага… вот-вот… а если так… любопытно, но так даже лучше! Да-да… О ДА!

Дрыгаюсь, кручусь и трусь. И продолжаю спускать до тех пор, пока все кишки не наполняются горячей молофьей.

Вначале я почувствовал головную боль. Кружилось всё вокруг, словно побывал на каруселях, вращающиеся со скоростью сто километров в час. Но потом… Потом по телу прошла нарастающая волна наслаждения.

Горячий бриз взял своё начало с кончиков пальцев ног, тронул колени, приятно пробежал по животу, потеребил мои груди и жаром дунул в лицо. Головная боль мигом улетучилась. Мне стало невыносимо приятно. Мышцы скрутила судорога, но боли я не испытывал. Нет! Мышцы свернуло в узел от наслаждения, доселе которое я даже не мог себе вообразить. Последовала новая волна, и я застонал.

Ёб твою мать! Что происходит? Я стонаю как шлюха, впервые получившая удовольствие от продажной любви! Да-да, и такое бывает. Я хочу открыть глаза, увидеть, что со мной происходит, но не могу. Мне так приятно, что я уже ничего не хочу. Вот просто, нихуя не хочу. Хочу так и дальше валяться связанной в сухой постели, и наслаждаться тёплым мужским языком, трепыхающимся как флаг на ветру между моих ног.

Постойте-постойте.

Я всё же открываю глаза. Сквозь мутную пелену я вижу деревянный потолок, ярко освещённый парой факелов, установленных на каменной стене.

Медленно опуская глаза. Вижу вдалеке стену с деревянной дверью.

Еще ниже.

Вижу свои груди, набухшие соски. Вижу плоский живот, покрытый каплями пота, как утренней росой. И вижу между ног мужскую голову с длинными волосами. Стоя коленями на полу, этот мужик лег грудью на кровать, а голову прижал к моей промежности, и, словно чёртик из табакерки, болтал ею из стороны в сторону: туда-сюда.

Туда-сюда.

О нет! Этого еще мне не хватало!

Когда я в полной мере осознал, что со мной происходит, мне резко поплохело. Приятный тёплый бриз сменился ледяным ветром, а волны удовольствия разбились о бетонный волнорез. Мне захотелось залезть в ванну. Погрузить своё грязное тело в горячую воду.

И мыться…

Мыться.

Мыться!

Я замер. Сжал губы. И попытался стиснуть ноги, надеясь зажать шею волосатого ублюдка. Но ничего не вышло!

Ноги, как и руки, были по-отдельности связаны толстой верёвкой, тянущейся в каждый угол кровати. Меня распяли буквой «Х»! И всё, что я сейчас мог сделать — это закричать. Закричать так громко, чтобы у всех кровь хлынула из ушей.

И я кричу. И дёргаюсь изо всех, пытаясь вырваться из пут, что превратили меня в живую куклу для игр. Кровать зашаталась, заскрипела. Там, где верёвки обвивали мою кожу, я почувствовал боль и жжение. Зараза! Отпусти меня!

— Отпусти меня! — кричу я на мужика, вставшего передо мной во весь рост.

Он голый, со стояком. Его тело блестит, как статуэтка «оскар» в свете прожекторов. Убрав свои длинные волосы за ухо, он срывается на грубость:

— Заткнись!

— Отвяжи меня, ублюдок! И не смей ко мне прикасаться!

— Если ты не заткнёшься, я тебя придушу! — говорит он.

Перекроешь газ на время или действительно придушишь? Любопытно. Но и страшно!

— А потом что будешь делать? — спрашиваю я. — Попробуешь засунуть свой сморчок в остывшее тело?

Он залезает на кровать. Вначале меня накрывает его тень, а затем его тело начинает ползти надо мной, словно пассажирский самолёт низко-низко пролетает над головами зрителей на авиашоу. Его сальные волосы щекотно трутся о мою кожу. Его тёплые причиндалы касаются моих ног. Я пробую вмазать ему коленом между ног, но лишь еще сильнее раздираю верёвкой себе кожу на щиколотке. Мужик даже не дёрнулся. Всё так же уверенно продолжал приближаться к моему лицу, не ощущая никакой опасности.

Но только попробуй свой язык вставить мне в рот — мигом откушу! А хотя — хорошая идея! Вставляй!

Я открываю рот и начинаю страстно облизывать свои губы. Давай, клюй!

Он наклоняется ко мне, заглядывает в глаза. Нагло улыбается. Смотрит то на мою грудь, то на мою шею, то снова заглядывает мне в глаза.

— Жаль, — говорит он. — Но ты отбила у меня всякое желание! — и отвешивает мне пощёчину. А затем еще одну.

Лицо словно обожгло крапивой. Тварь! Чего ты хочешь от меня? Давай-давай, наклонись ко мне поближе. Да, вот так… Я собираю полный рот слюней (хочу выстрелить ему прямо в глаз), и когда уже курок взведён, у меня происходит осечка. Его руки с такой силой сжимают мою шею, что слюна извергается из моего рта как гной из лопнувшего пузыря. Крошечные слюнявые пузырьки залетают мне в глаз и блестят на губах.

Усевшись мне на живот, мужик начинает меня душить. Зажал шею своими длинными пальцами и давит. Давит так, что у меня язык вываливается наружу. Сжимает так, что глаза лезут из орбит. Мой хрип вырывается с остатками слюней, и я не знаю, что мне делать! Отсоединиться от разума и прекратить испытывать боль удушья, или оставить всё как есть? Ведь умрёт тело, а я останусь жить.

Перед глазами пелена из слёз и размытое лицо моего убийцы. Ну за что мне всё это? За что⁈ Я, всего лишь, хотел забрать свою монетку, хотел выспаться, отдохнуть…

Разум начал ускользать, еще чуть-чуть и связь с телом навсегда разорвётся. Мне искренне жалко Ингу, ведь это я привёл её сюда. Ведь это я позволил всему случиться, и только по моей вине она очутилась тут, привязанной к кровати, под голым мужиком.

— Н-е-е-е-е-е-т! — мысленно ору я от обиды, и вдруг, совсем неожиданно мне кто-то отвечает.

— Ну что ты орёшь? Случилось чего?

Всё это у меня в голове. Кошмар, я опять сошёл сума. Дроздов, это ты?

— Нет, это не он.

— А кто?

— А ты посмотри…

— Куда? И как! Еще чуть-чуть и мои глаза вылезут наружу! Я задыхаюсь…

— Тебе помочь?

Даже в голове мои мысли формируются с хрипотцой:

— Конечно…

Кем оказался мой спаситель — остаётся для меня секретом. Хватка на моей шее ослабла.