часов на стене показывали одиннадцать, а значит, за дверью был точно не Гриша. Кто же? Петрович все-таки решил вернуться? Что ж, вполне возможно!

– Кто там? Петрович, ты? – крикнул я.

За дверью было тихо.

– Неужели опять нахрюкался и уже лежит в снегу?

Я схватился за засов, и тут вдруг в дверь снова постучали. Я вздрогнул и отшатнулся от неожиданности. Или, все же, от страха?

– Кто там? – крикнул я низким, устрашающим голосом.

И снова мне не ответили. Я вернулся в ординаторскую, взял из своего рюкзака перцовый баллончик, лежащий там много лет “на всякий пожарный”, и вернулся к двери. Открыв засов, я высунулся наружу и просто обомлел. Передо мной стояла она…

***

Она! Она! Жанна… Она стояла передо мной в белом пальто и алом берете. Сначала я решил, что сошел с ума. Все, это конец – навязчивые галлюцинации. Это ненормально, ненормально. Я ненормальный. Я сошел с ума. Я псих.

Пока я стоял, шепча себе под нос все это, она пристально рассматривала меня.

– Уходи! Тебя нет! Исчезни! – закричал я.

Жанна вздрогнула от неожиданности, а потом рассмеялась. Смех ее был каким-то не таким, ненастоящим и наигранным. Она подошла ко мне ближе и слегка склонила голову набок. Лицо ее было бледным и серьезным.

– Антон… – проговорила она.

Я захлопнул перед ней дверь.

– Уходи! Ты мертва! Тебя не существует! Ааа!

Я забежал в ординаторскую и, заметив на столе бутылку водки, забытую Петровичем, схватил ее и стал пить прямо из горла. Закашлявшись от едкой горечи, я сморщился и притих, прислушиваясь к тому, что происходит за дверью. Какое-то время все было тихо. Мне стало казаться, что часы на стене тикают слишком громко. Я подошел к двери и прислонил к ней ухо.

– Я знаю, что ты там, Жанна. Уходи, – хриплым голосом проговорил я.

– Антон, успокойся, пожалуйста, и послушай меня, – вновь заговорила она.

– Нет, нет, я не хочу сойти с ума окончательно! Уходи, прошу! Я не хочу видеть то чего нет! – воскликнул я.

– Я есть, Антон, – спокойно сказал она, – И я не Жанна. Ты ошибаешься.

Я почувствовал, как будто меня окатили ледяной водой. По телу сначала пошел холод, потом меня бросило в жар и одновременно затрясло крупной дрожью. Отодвинув засов, я распахнул дверь и уставился на женщину. Как это не Жанна? Это была именно она, моя Жанна, сомнений не было. Глаза, губы, овал лица, улыбка, фигура – все это было мне до боли знакомо. Это была она, я бы узнал ее из тысячи.

Она подошла ближе, и до меня донесся аромат ее духов – спелое яблоко и белые цветы. Чужой, незнакомый и какой-то холодный запах. Я прекрасно помнил запах Жанны, она была пропитана им насквозь. Даже теперь, в холодильнике вокруг нее витала едва уловимая вишневая дымка, исходящая от волос моей мертвой возлюбленной. Девушка, стоящая передо мной, была как две капли воды похожа на нее, но пахла иначе.

– Кто ты? – спросил я.

– Может быть, ты сначала запустишь меня внутрь? – голос ее прозвучал недовольно и капризно, – я живая, и я уже сильно замерзла. Морозы тут у вас просто нечеловеческие!

Я отошел в сторону, и она вошла. В ординаторской я предложил ей присесть на диван, а сам нажал на кнопку чайника. Она сняла свое белоснежное пальто и аккуратно положила берет на стол. Теперь у меня не оставалось сомнений – это была не Жанна. Моя Жанна кидала куртку и шапку на пол, когда приходила домой. В отличие от меня, она не очень-то любила порядок.

Пока незнакомка, похожая на Жанну, осматривалась вокруг, я осматривал ее саму. Одежда её вся была одного оттенка – светлый беж. Это тоже было совсем не в стиле Жанны, которая любила сочетать фуксию и животный принт. Рыжие волосы были такие же пышные, но они были коротко острижены. Сев на диван, девушка закинула ногу на ногу и, достав из явно дорогой сумочки черный кожаный портсигар, закурила. Я сел на стул, ожидая, пока закипит чайник, и внимательно смотрел на копию моей возлюбленной. Я боялся признаться себе, что любуюсь ею.

– Меня зовут Ева, – тихо заговорила она, – Как ты мог догадаться, я сестра-близнец Жанны. Вероятно, ты ничего не знаешь обо мне, но я приехала в вашу глушь сразу, как только узнала…

– Сестра-близнец? Я впервые слышу о тебе! – перебил я ее, – Жанна ничего не говорила о сестре.

– Я родилась на десять минут раньше ее.

От удивления я всплеснул руками.

– Мы были не слишком-то близки и не общались последние годы. Неудивительно, что ты ничего не знаешь обо мне.

– А ты откуда знаешь обо мне?

Ева отвела взгляд в сторону и проговорила задумчиво:

– Когда мы созванивались в последний раз, она мне рассказала о тебе.

– Как-то странно все это звучит. Обычно, бывает наоборот. Близнецы, как правило, неразлучны на протяжении всей жизни. Вы же как-то там физически связаны, – тихо сказал я, недоверчиво покосившись на девушку.

– По-разному в жизни бывает, – медленно произнесла Ева и внимательно посмотрела на меня, – Конечно, теперь я жалею, что общие обиды нас когда-то разлучили. Теперь все это кажется бессмысленным и неважным. Но… ничего уже не вернешь.

В ее глазах застыла тоска, слезы покатились по щекам, она не вытирала их, и они капали на горловину мягкого бежевого свитера. Мне вдруг тоже захотелось плакать. Общее горе может в считанные секунды объединить даже незнакомых людей. Поддавшись какому-то необъяснимому душевному порыву, я встал, подошел к Еве и обнял ее за плечи. Мы оба всхлипнули и расплакались. Слезы, которые я много часов глотал, сдерживал в себе, наконец, вырвались наружу.

– У нее были кое-какие проблемы с сердцем. Наверное, это и стало причиной, да? – спросила она.

– Не знаю, вскрытия еще не было, – ответил я.

Жанна похлопала меня по вздрагивающей спине, но это меня не успокоило.

– Я люблю ее. Я никогда никого так не любил. Ни к одной женщине у меня не было подобных чувств. Она… Она неземная. Я люблю ее. Люблю. Люблю… Я всегда буду ее любить.

Ева смотрела на меня и понимающе кивала.

– Я ведь сейчас на работе, я стараюсь держаться. Выполняю на автомате все свои обязанности. Но я не знаю, как я буду без нее. Не хочу знать!

Выплакав свою боль, я подошел к раковине, умыл лицо холодной водой, громко высморкался. Ева вытерла опухшие от слез глаза белым кружевным платком. Мы снова посмотрели друг на друга. Теперь, после этого трогательного физического контакта, мне