и не выскочить замуж. Может, виной всему скрытые комплексы, может — пресловутая диспропорция в количестве женского и мужского населения, может — ещё что, пусть психоаналитики разбираются. Только благодаря этому страху ушасто-худосочные, с постным выражением лица, большим алкогольным потенциалом и начисто лишённые способности к путным делам индивиды вроде Вадика получают возможность обзавестись подругой жизни. После замужества, когда страх естественным образом отпускает и в глазах представительниц прекрасной половины человечества немного яснеет, они начинают предпринимать отчаянные попытки исправить новоприобретённых спутников жизни. Ничего, понятное дело, у них не выходит, и обабившиеся матроны, в конце концов, находят садистическое удовлетворение в непрестанном излиянии на доставшихся им горемык копящегося недовольства неудавшейся жизнью. А иногда и поколачивают. Людка исключением из общего ряда не являлась. Увы, мой друг как был, так и остался лаборантом в институтском виварии, где разводили мышей, морских свинок, лягушек, червей, тараканов и прочую нечисть для опытов. Где, собственно, ему и место.

Итак, Вадик хитро улыбнулся и сказал:

— Людка моя больше орать не будет. Всё, баста. Libertе. Свобода.

— Да ладно, — усомнился я, прекрасно зная его пассию. Разве только Лариска ушла от него к матери. Или на покой.

— Химиоконтроль, брат, — загадочно сказал Вадик, и глубоко посаженные глаза его странно блеснули.

— Чего-чего?

— Химиоконтроль, — повторил Вадик, смакуя приятное слово, — Зюскинда читал? Ну, «Парфюмера» смотрел? Похожая штука, масштаб, правда, иной….

— Какой «Парфюмер»? Ты почеловечески объясни.

Вадик благосклонно улыбнулся, отхлебнул пива, откинулся на спинку потёртого стула. Чувствовалось, разговор ему приятен.

— В общем…. Началось-то всё случайно…. Сижу я как-то в интернете, понимаешь, а тут Людка припёрлась. Ну, и как всегда: хлеба купил? За квартиру заплатил? Почему ведро полное? Обед какого не разогрел? И понеслось. Комп, ясное дело, вырубила — у меня там фильм скачивался. Одно слово — Людка. Поставил я суп на плиту, смотрю — коробочка лежит. «Ноксирон». И тут меня прямо осенило: одна таблеточка — и через двадцать минут крепкий, здоровый сон. Вместо того чтобы нервы себе и людям мотать. А потом, дружище, сижу я в тишине и покое, вкушаю благодать и думаю: «Ведь это идея! Если с умом к делу подойти. Химия — она же сила! Ну и….

— Так ты что, Людку снотворным поишь? — воскликнул я.

— Вот-вот, такие, как ты, любую идею своим дуболомством загубят. Говорю, с умом к делу надо подходить. Людка после второй таблетки смекнула бы — что-то не так, не дура. А эффект привыкания куда девать? Не-е-ет, снотворное — это надёжное, но крайнее средство. Я первым делом учебников по фармакологии накачал, по народной медицине, по травам всяким, по алхимии. Пара таких трактатиков попалась — симфония! Удивительно, как другие не догадались. А я, кстати, могу любое средство на свинках своих и мышках опробовать — химия на глубинные структуры мозга действует, они, что у мышей, что у людей — одна фиговина.

Смотрел я на Вадика и не узнавал. Тот продолжал, гордо поводя головой:

— Поначалу решил я поработать с настроением. Думал, если Людка моя злиться перестанет, то и от меня отвяжется. Во всяком случае, бить не будет. Куда там….. Настроение-то получил — нет ничего проще, я тебе с десяток рецептов навскидку назову. Вот только доматываться до меня она не перестала. Наоборот, даже какое-то вдохновение прибавлялось и изощрённость в действиях. Понимаешь хоть, бедолага, что сей факт означает? А то, друже, что бабы нас не от плохой жизни гнобят, а сугубо ради получения кайфа, как фашисты. И это даёт нам моральное право на ответные действия. Правильно я говорю?

Я только почесал репу, не переставая слушать с напряжённым вниманием.

— Конечно, я мог бы и дальше с настроением экспериментировать. Вводить, скажем, Людку в полную нирвану. Понятно, тут уж ей не до меня стало бы. Но такой путь ни к чему хорошему, ясно, не приведёт. Привыкание, зависимость, ломка, личностная деградация — мне это надо? Мне нужно, чтобы от Людки польза была. Пусть деньги зарабатывает, хозяйство ведёт…. Покумекал я маленько, и решил сосредоточить свои усилия по трём стратегическим направлениям. Прибрать к рукам три основных инстинкта: власть, секс и заботу о потомстве.

— О каком потомстве? — не понял я. Детей же у них не было и вроде не намечалось.

— Обо мне любимом, понятно. Мало, чтобы она тиранить перестала. Пусть холит, лелеет и ублажает. Правильно ведь?

И Вадик принялся посвящать меня в тонкости химиоконтроля. Оказалось, инстинкты в чистом виде получить проще простого. Загвоздки проявлялись в нюансах, неизбежно приводящих к сходному результату, лаконично и ёмко обозначенному Вадиком словосочетанием «в репу». К примеру, материнский инстинкт, легко возгонявшийся настоем из трёх сорняков и називина, у Людки проявлялся своеобразно — усилением грубых воспитательных воздействий, от каковых и без того спасу не было. Мало того, Людка начинала таскать мужа по врачам и настаивать на полном очищении Вадикова организма, что в планы естествоиспытателя никоим образом не входило.

Так же с властью. Доминирование у мышей, как и у Людки, убиралось весьма просто. Всего-то надо было подмешать в пищу толику фторида, взятого из зубной пасты и прокалённого в пропорции с лабораторным комбикормом. Мышиные альфа-самцы быстро скатывались на самое дно семейной иерархии. Людка же, потеряв уверенность в себе, тут же звонила маме. А у тёщи любой разговор сводился к личности Вадика, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Далеко не сразу Вадик подобрал нужную комбинацию, при которой, наряду с усилением материнского инстинкта и снижением потенций к доминированию, посредством какого-то редкого корешка повышался ещё и уровень внушаемости. Вот тогда, если не путал с дозировкой и не забывал отключить телефон, Вадик был король.

— Ну, а этот…. секс? — не мог не спросить я.

— А-а-а-а, интересно? С этим, брат, полный ажур. Я одну комбинацию подобрал — Людка моя такие вещи вытворять начинает, ни в какой порнушке не увидишь.

Я с трудом проглотил пиво, на мгновение представив представительную, дородную Людку за вытворением эдаких вещей.

— Без накладок и здесь не обошлось, — ухмыльнулся Вадик, — пока с дозировкой не определился. Возжелал я как-то утех, а комбинация срабатывала не раньше, чем через шесть часов после употребления. Хоть убейся. Тогда я Людке с утреца в пакет с бутербродами конфетку подложил, заветную, нужным зельем начинённую. Она часов в двенадцать на работе чай пьёт — по моим расчётам, до кондиции как раз вечеру и дойдёт. Жду. Приходит зазноба