— Людка, тапки!

«И тут, — он сглотнул, глаза его вновь начали стекленеть, нижняя губа затряслась, — она как вспрыгнет на спинку кресла — разом, пружиной! Уселась на к-корточки и медленно-медленно поворачивается в мою сторону. Я уже офигел. А она как зашипит и одним п-прыжком через всю комнату — раз! К-ко мне на компьютерный стол, и лапой, рукой, то есть, чирк по щеке, я даже движения не уловил, чувствую только — з-зажгло. П-потом то ли она толкнула, то ли сам попятился, только завалился я на пол, навзничь, вместе со стулом. А она уже там, ногу на грудь поставила, наклонилась, и шипит:

— Не играй с кош-шкой, понял? Не надо.

И зрачки её медленно так сжимаются — из круглых в кошачьи щёлочки — словно душу мою пришпиливают, а глаза зелёные, чёртовы…»

Вадик на некоторое время замолк, вконец заворожённый страшным воспоминанием. Потом опомнился, продолжил, отрывисто вздохнув:

— Не знаю, каким чудом сердце моё не крякнуло. А она кровь у меня со щеки язычком смахнула, облизнулась и прыг обратно на стол — пружиной, не оттолкнувшись. Тут как сиганёт, зараза, через всю комнату на подоконник. В три прыжка: на стену, потолок и окно — кошкой, на четвереньках. Прикинь, это Люська-то!

Я представил объёмистую Лариску, галопирующую по стенам, и мне стало нехорошо.

— Не успел я пошевелиться, она уже окно раскрыла, глазами в мою сторону сверкнула, мол, не рыпайся, и на карниз. Потянулась, точно кошка, и прыг куда-то вниз. А у м-меня, если ты помнишь, пятый этаж. Я опомнился, глядь в окно, там фонари, двор хорошо видно — тело нигде не валяется. На улицу выскочил, всю округу обошёл — нет Людки. Походил, по сторонам посмотрел, по крышам — ночь, сверчки, луна полная — райский сад. И никого. Ну, думаю, это даже хорошо — свидетелей нет. Домой вернулся, снотворного напился, так хотелось поскорее забыться. Не знаю, во сколько она вернулась, когда очнулся утром — уже в кровати лежит. Спит себе сном младенца. Я бочком-бочком и побыстрее сбежал на работу. Все хроники происшествия просмотрел в интернете, в газетах. Тишина, слава богу, вроде ничего не натворила. Теперь к тебе пришёл — не знаю вот, как домой возвращаться.

— Ну и что? Бросаешь это дело? — участливо спросил я.

— Какое?

— Химиоконтроль?

— Да ты что! Мировое открытие на носу!

Ты только подумай: некая комбинация препаратов привела к тому, что в человеке открылись сверхспособности, мало того — способности к трансформации — у неё же анатомия зрачков изменилась!

— А почему кошка? — полюбопытствовал я.

— Ну, фильм же она про кошку смотрела. Женщину-кошку. Возможно, на фоне высокой внушаемости программа прямо на подкорочку и записалась. Не-е-ет, дураком надо быть, чтобы сейчас работу забросить. Это же бомба, нобелевская премия! Придётся идти до конца. В конце концов, это мой долг перед человечеством. Только поди теперь разберись, какая хрень там сработала. Многовато за один вечер я ей добра намешал. И старые комбинации — на внушаемость, подчинение, секс — к утехам, понимаешь, дурака потянуло. И сравнительно новые — на развитие вербального мышления, на похудение, в общем, много чего. Правда, эти препараты она уже неделю пила — и ничего. Чёрт его знает, почему именно вчера шарахнуло. Могло, кстати, и полнолуние повлиять. А что, во всех старинных трактатах по алхимии и медицине фазы луны учитывались…. М-да….

Вадик взял стакан, посмотрел на свет и решительно поставил его обратно.

— Что ж, подожду недельку, для чистоты эксперимента, пока остаточные следы не повыведутся, и начну опробовать сочетания. Таковых, по самым скромным подсчётам, набирается тысяч десять. Но кому легко? Фильмами надо запастись подходящими — чтобы рисунок поведения давали заметный, и не травмоопасный, а то голову кому-нибудь ещё оторвёт. Но это потом. Сейчас главное установить, насколько устойчив вчерашний эффект. И насколько обратим. Вдруг Людка всегда теперь кошачить будет? Потому, понимаешь, и домой страшно идти. Как представлю, что она вновь начинает по комнате сигать, в сердце предынфарктное состояние разыгрывается.

— А ты защиту надень, какую спортсмены надевают — бандаж, щитки, шлем боксёрский, — посоветовал я ему, — всё спокойнее будет.

— Чёрт! Это мысль, — воодушевился Вадик, — я насчёт каски думал, но этого она бы не поняла. Про шлем же можно сказать, доктор, мол, прописал от головной боли. Щитки она и не заметит. Спасибо, друг, хорошую идею подал.

Он крепко пожал мне руку холодной и влажной дланью, и мы стали думать, где можно раздобыть комплект защитного снаряжения.

Когда мы разошлись, я обернулся и долго смотрел вслед сутуловатой тощей фигуре моего друга, медленно бредущего навстречу новым, может быть, очень страшным приключениям. Ни за что на свете я не хотел бы оказаться на его месте.

Встретились мы с ним ещё три раза. Причём две последующие встречи не ознаменовались ничем особенным. Людка больше не демонстрировала кошачьих замашек, Вадик понемногу успокоился, обрёл прежний цвет лица и воспрял духом. Получал он теперь почаще, ведь ради чистоты экспериментов от полного химиоконтроля пришлось отказаться. Но после событий последнего времени обыденные семейные скандалы казались ему сущими мелочами. Потом Вадик на некоторое время вовсе пропал из поля зрения, не отвечал на звонки, так что я начал уже тревожиться за его судьбу. Увы, как оказалось не зря.

Третья, она же последняя, наша встреча произошла по инициативе Вадика и вышла совсем короткой. Он сам позвонил мне и скороговоркой попросил немедля прийти на место нашей обычной явки. Я пришёл, снедаемый тревогой и болезненным любопытством. Вадик примчался немного погодя, имея вид совершенно затравленный и жалкий, заметно прихрамывая на правую ногу. Уселся, схватился за кружку с пивом и принялся пить, шумно глотая, роняя капли себе на грудь.

— Здорово, — сказал я, сочувственно глядя, как дёргается щетинистый кадык на бледной, тощей шее. Он махнул рукой, не переставая глотать, и отставил кружку, лишь когда пенистой жидкости оставалось на самом донышке.

— Как дела, друг? — не вытерпел я.

— Хреновые дела, — глухо сказал Вадик, настороженно озираясь. Я тоже обернулся, поймал его состояние, и по спине у меня пробежали холодные мурашки. Я вопросительно уставился на Вадика, заметив огромную шишку на виске.

— Доигрался я, в общем, — поведал Вадик обречённо, — пипец мне, друже. Людка мысли начала читать.

— К-как мысли? — только и переспросил я.

— А вот так.