— Я провожу тебя, шабира, — прозвучал сдавленный голос, хотя секунду назад в нём звучали чистые нотки.

Малика шла по коридору, исподтишка поглядывая на поникшие плечи и опущенную голову ракшадки. Неужели она обидела её своим отказом? Но Альхара ни о чём таком не рассказывал. Возможно, у женщин существуют свои обычаи, о которых мужчины не знают. Скорее всего, так и есть.

Миновав анфиладу комнат, Малика приблизилась к двери, посмотрела на бархатные туфельки, приготовленные явно для неё. Ракшадка потянулась к дверной ручке.

— Я разрешаю тебе прикоснуться к моим ногам, — промолвила Малика, не уверенная, правильно ли поступает.

Женщина рухнула на колени. Приговаривая: «Спасибо, шабира… Спасибо…» — обхватила ладонями её щиколотки. Затем помогла Малике обуться. Туфли пришлись по размеру, удобные, мягкие на низком каблучке.

На веранде возле красного паланкина стоял Альхара, умело пряча свои чувства за равнодушной маской на лице. Взбираясь на креслице, Малика спросила: «Куда мы?» «В Высший храм», — ответил ракшад и опустил полог.

Малика не смотрела в окна. Прокручивала в уме всё, что слышала от Альхары за время их знакомства. Он не рассказывал о храмах и уж точно не говорил правилах поведения в них. Малика бы это не забыла. Может, Альхара не рассчитывал, что жрец пригласит шабиру к себе? Но где, если не в храме, она разучивала бы заклинания?

Окончательно запутавшись, Малика придвинулась к окну. Всадники, автомобили, дома… дома… огромные, высокие, на стенах барельефы: люди с клинками, разъярённые львы и тигры, фантастические животные на шести лапах и с человеческими головами, подводный мир и цветущие сады, хотя на улицах ни деревца. Однозначно, носильщики идут по богатому району Кеишраба. Однако, сидя в паланкине, величие столицы не ощущалось в полной мере.

Ароматы благовоний теперь досаждали, вводя в состояние как накануне вечером. Мысли о предстоящей встрече с верховным жрецом путались с ненужными воспоминаниями, образовывая в голове кашу. Или рассудок мутился из-за чувства голода? Последний раз она ела вчера утром. А сегодня Кенеш сказала: «С Богом беседуют натощак…» И Малика решила, что её проведут в комнату, где обычно молятся женщины, ведь молитва — это и есть беседа с Богом. Очень хотелось послушать, с какими просьбами ракшадки обращаются к Всевышнему. Вернуть бы время назад, да расспросить бы Кенеш…

Вид за окнами изменился. Куда ни глянь, везде каменная площадь: белые спирали на фиолетовом поле. Малика, как и любая другая незамужняя моруна, различала цвета, но видела мир сквозь мутную плёнку, которая странным образом делала краски бледными, тусклыми, будто разведёнными грязной водой, и при этом не искажала чёткость и резкость окружающей картины. Сейчас ко всему прочему Малике мешали чаруш и мелкая сетка в окне паланкина. Но даже с этими помехами она прочувствовала, каким насыщенным был цвет площади. Вдали в лучах солнца сверкали витражи в окнах, и казалось, что дома были оплетены гирляндами драгоценных камней.

Носильщики опустили носилки. Малика вышла из паланкина и затаила дыхание. Это была не просто площадь — поражающий чрезвычайно большими размерами плац. В отдалении в белесое небо вздымался матово-белый храм. На выступах стен выдолблены письмена, в нишах возвышались гигантские статуи воинов. По бокам арочного входа стояли изваяния оскалившихся белых тигров. Знойная дымка, клубясь над плацем, наделяла творения из камня жизнью: стены слегка покачивались, воины еле заметно переступали с ноги на ногу, тигры шевелили ушами.

— Альхара, не молчи, — произнесла Малика, пытаясь усмирить воображение.

— Это Высший храм и плац Единства, — произнёс Альхара приглушённо. — Здесь проходят военные парады. И прошу, говори тише. Здесь отличная акустика.

— Как зовут вашего Бога? — прошептала Малика.

— Почему человеку дают имя? Потому что людей много. Зачем Всевышнему имя, если Он один? Его не нужно звать из толпы Богов.

Малика поправила зажим на шее — «украшение» бесило со страшной силой:

— Как мне себя вести?

Алхара покачал головой:

— Не знаю, шабира. До сих пор ни одна женщина не входила в храм. Женщины молятся в своих комнатах.

— Верующим не нужны храмы. Встреча с Богом важнее места встречи.

Альхара покосился на Малику:

— Не скажи, шабира. Молитва в любом другом месте — это монолог. Беседа с Богом происходит только в храме.

Она посмотрела по сторонам:

— Чего мы ждём?

— Когда нас пригласят.

Ожидание под палящим солнцем походило на издевательство. От пряного аромата благовоний подташнивало, по ногам взбирался жар от камней. Малика уже решила забраться в паланкин, как на фоне серого арочного проёма показалась фигура в чёрном длинном одеянии.

Голос человека пролетел десятки метров и прозвучал рядом:

— Шабира! Ты готова к встрече с Всевышним?

— Готова, — ответила Малика и направилась к храму.

— Ты неправильно идёшь, — прошептал Альхара. — В твоей походке нет смирения.

— Не придирайся, — буркнула Малика.

— Ты идёшь, будто эта площадь принадлежит тебе. Склони голову, опусти плечи.

Вновь зашевелилась злость. Да, она закрыла лицо тряпкой и надела треклятый ошейник, но это не значит, что она будет пресмыкаться перед мужчинами.

— Может, мне поползти? — произнесла Малика и прибавила шаг.

Вблизи храм выглядел устрашающе. Высота воинов достигала тридцати метров, если не больше, мёртвые взгляды направлены на входящего в здание. Чтобы увидеть морды тигров, пришлось запрокинуть голову.

Возле арочного проёма стоял, по всей видимости, жрец. Под лёгким плащом дымчатые кожаные штаны, заправленные в серые сапожки, и широкая рубаха. На плечи спадали длинные иссиня-чёрные волосы. На переносице фиолетовая татуировка: знак или символ из нескольких выгнутых линий. Жрец моргнул, и Малика успела заметить татуировки на веках.

Обменявшись приветствиями, Альхара и Малика вслед за жрецом вошли в храм и очутились в огромном зале со стеклянным потолочным сводом. Под куполом с балки на балку перелетали белые птицы с серповидными крыльями и хвостами, похожими на веер.

Зал опоясывали письмена, расположенные на уровне груди человека. Ничего не объяснив Малике, Альхара пошагал вдоль стены, скользя ладонью по надписям.

Посреди помещения на треноге возвышалось нечто, напоминающее казан, над ним курился сизый дымок, насыщая воздух пряным запахом. Такой же запах витал на плацу. Но здесь, вблизи источника, сознание погружалось в полудрёму — не было даже сил рассматривать храм, — в руках и ногах чувствовалась слабость. Появилось желание сесть на пол и закрыть глаза. Малика потрясла головой, пытаясь прийти в себя, но с ужасом осознала, что ещё немного, и рассудок помутнеет, как дым над чаном.

Откуда-то появились жрецы в длинных чёрных плащах, закружили вокруг неё, как вороны. Их молчание, удушающий дым, собственная слабость и тошнота разозлили настолько, что Малика вынырнула из ступора.