— Что она сказала? — спросила Галисия, разглядывая чаек. — Я слышала: Ракшада. Мы уже приехали?

— Почти, — ответила Малика, пытаясь сдержать дрожь.

Кенеш вытащила из сундука несколько пар мягких туфель без задника и без каблука:

— Примеряй, шабира.

Малика бросила на старуху косой взгляд. Где она была со своими тапками, когда надо было бегать к Альхаре босиком и танцевать на ледяном полу? Но больше злилась на себя: почему бы не додуматься и самой не порыться в сундуках?

— Твою обувь потом увезут на остров шабир, — сказала Кенеш.

— Зачем?

— В ней третья шабира впервые ступит на землю Ракшады.

Так вот для какого случая берегли туфли…

Старуха помяла в руках небольшой мешочек из ткани, расшитой серебром:

— Здесь чаруш.

— Малика! Корабли! Посмотри, сколько кораблей! — воскликнула Галисия, прижимая растопыренные пальчики к окну. — И яхты! Как красиво…

Кенеш достала из мешочка легчайшие перламутровые покрывала и два ошейника: один серебряный, второй золотой, украшенный драгоценными камнями.

— Их обязательно надевать сейчас? — срывающимся от волнения голосом спросила Малика, но взглянув на побледневшую Галисию, взяла себя в руки. — Как это носить?

Кенеш накинула покрывало Галисии на голову; ткань окутала её до талии.

— Женщины снимают чаруш на ночь, когда остаются одни в своей комнате. — С этими словами старуха надела на Галисию серебряный ошейник и защелкнула замок.

— Я не хочу… — вскрикнула Галисия и попыталась расстегнуть зажим.

Малика схватила её за руки. Сквозь переливчатую ткань она не видела лица — только контуры, зато чётко слышала хрипы.

— Мне тяжело дышать…

— Галисия, милая… мы в чужой стране с чужими обычаями. Надо потерпеть. Я тоже надену, — прошептала Малика и повернулась к Кенеш.

Старуха набросила на неё чаруш, заправила края под цепь с кулоном и застегнула на шее Малики золотой зажим:

— Символ шабиры должны видеть. Альхара вас позовёт. — И заняла место у двери.

Галисию трясло.

— Ты говорила: «Встретить тяжёлые дни с достоинством…» Мы в ошейниках. Какое же это достоинство?

— Успокойтесь.

— А если они пристегнут к ошейнику цепь?

— Не пристегнут, — прошептала Малика, не уверенная уже ни в чём.

На рисунках зажим на шеях женщин выглядел оригинальным украшением, пока не очутился на собственной шее.

Девушки смотрели в окно и ничего не видели. Говорить не было сил. Обеих терзали сомнения. Правильно ли поступила Малика, согласившись на это путешествие? Не обманулась ли в очередной раз Галисия, доверившись своему сердцу?

Вскоре они прошли вслед за Альхарой по узкому коридору, поднялись по крутому трапу и ступили на безлюдную палубу. Горячий ветер поднял края чаруш, всколыхнул подолы платьев.

На лёгкой волне покачивались белоснежные яхты. Между стоящими на рейде кораблями сновали буксиры, лодки и баржи. На берегу раскинулся огромный порт с непонятными строениями. За ним начинался каменный город без единого деревца. В гору поднимались многоэтажные дома с плоскими крышами. Стены домов украшала мозаика, на солнце переливались разноцветные стёкла окон. Были видны неширокие улочки, странным образом изогнутые. До корабля доносился странный гул, словно вдали находился не город, а гигантский улей с миллионом воинственных диких пчёл.

На время захода корабля в порт девушки покинули палубу. Стоя посреди каюты, Малика, потрясённая увиденным, смотрела на Галисию. Чаруш скрывала не только её лицо, но и прятала чувства, и лишь подрагивание сцепленных на животе пальцев выдавало непомерное волнение.

— Галисия…

Пальцы затрепетали ещё сильнее.

— Вы знаете, что такое маскарад? — спросила Малика, из последних сил пытаясь придать голосу ровное звучание. — Представьте, что мы приехали на бал-маскарад. Поверьте, скоро наступит день, когда мы снова взойдём на корабль и вернёмся домой.

— Этот город поглотит меня и не отпустит, — послышался слабый голосок.

Малика взяла Галисию за руки:

— Я обещаю вам, что верну вас в родительский дом, если вы пожелаете. Если я не смогу этого сделать, я останусь с вами.

— Ты меня не бросишь?

— Не брошу, — промолвила Малика и, испугавшись, что ей на самом деле придётся сдержать обещание, выпустила руки Галисии.

— Шабира! — донёсся голос Альхары. — Ракшада ждёт тебя.

На палубе возвышались два паланкина. Один драпирован кроваво-красным атласом, стенки окаймлены золотистой бахромой, полог утяжелён золотыми кольцами. Второй — из зелёного атласа без каких-либо украшений. Возле них стояли темнокожие, обнажённые до пояса носильщики. О низком положении мужчин свидетельствовали короткие стрижки и татуировки на запястьях.

Альхара указал Галисии и Кенеш на более скромные носилки. Поднял полог красного паланкина и — пока Малика усаживалась в креслице — шепнул: «Твоих людей поселят в доме охраны». Затем дал команду, и носилки резко взмыли, вынудив Малику схватиться за подлокотники.

В тканевые стены были вставлены овальные куски мелкой сетки, служившие окнами. Чтобы увидеть хоть что-то, пришлось прижаться к окошку лбом, но сетка блестела, чаруш мешала, перед глазами клубился красный туман, и ужасно хотелось пить.

Малика откинулась на спинку кресла. Чтобы выжить в этом жестоком мире, надо соблюдать унизительные законы. Но как их соблюдать, если сердце противится? Конечно, можно встать в позу и в результате умереть с достоинством — без слёз и стенаний, с гордо поднятой головой. Но разве о такой смерти она мечтала? Бессмысленный итог неудавшейся жизни.

Мун… несчастный старик… Сколько пройдёт безрадостных дней, пока он поймёт, что его девочка уже не вернётся? И что случится с наивной и доверчивой дворянкой? От внезапной мысли сердце превратилось в льдинку. Так вот зачем Иштар заманил Галисию в Ракшаду — с её помощью он собирается манипулировать шабирой. И стражи… Альхара ни словом, ни жестом не возразил против их поездки, хотя не раз говорил, что шабире охрана не нужна, и бoльшую часть времени она проведёт на женской половине дворца, куда мужчинам заходить возбраняется.

Пока носильщики спускались по трапу, носилки то наклонялись вперёд, то принимали горизонтальное положение. Малика боялась пошевелиться. Казалось, одно неосторожное движение и шаткая конструкция из ткани и яшмовых столбиков завалится набок или сложится как карточный домик. При вдохе чаруш прилипала к лицу, при выдохе пузырилась. От жары и нехватки воздуха кружилась голова и гудело в ушах.

Наконец мягкое покачивание и неторопливый темп немного успокоили. Малика вновь придвинулась к окну. Носильщики уже покинули пристань и теперь размеренно шагали через рынок, расположенный на припортовой площади. Там и тут возвышались горы рулонов, мешков и ящиков. Мужчины, облачённые в разноцветные широкие штаны и рубахи без рукавов, пронзительно кричали: «Ткани». — «Посуда». — «Чай». — «Мука…» Люди несли на головах корзины, катили перед собой тележки, погоняли ишаков, гружёных тюками.