Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Почему здесь нет людей?
— Люди везде, за каждой дверью. Служанки, кухарки, прачки, портнихи. — Старуха тяжело вздохнула. — Твоя служанка не может спать в твоей спальне. Её место в передней комнате, рядом со мной на полу.
Малика указала на двустворчатую дверь в конце коридора:
— Что там?
— Теневой кубарат.
— Иштара? — голос Малики предательски сломался.
— Нет. Низложенного Шедара.
— Так почему эти женщины все ещё здесь?
— После коронации хазира Шедар выберет пятьдесят кубар и отправится с ними в пустыню на просторе.
— Куда?
— Хазирад подарил Шедару остров, где он проведёт остаток своей жизни.
Малика приблизилась к двери. Из-за неё не доносилось ни звука.
— Куда он денет остальных кубар? — спросила Малика и с опозданием подумала, что этого лучше не знать.
— Некоторых оставят работать во дворце хазира или во дворце его супруги. Остальные отправятся домой — если семья их примет.
— А если семья не примет?
— Неугодных отдадут заключённым или рабам. Хочешь заглянуть? — спросила Кенеш и взялась за дверную ручку.
Но Малика стремительно пошла обратно, еле сдерживаясь, чтобы не сорваться на бег. Старуха насилу успевала за ней.
Малика резко остановилась:
— Как тебе жилось в кубарате?
Кенеш перевела дух:
— Это были самые лучшие годы в моей жизни.
— А потом?
— Потом я состарилась. Редкая кубара задерживается в кубарате больше двадцати лет.
Значит, в тридцать три Кенеш стала не нужна хазиру.
— Тебе не хотелось домой?
Старуха раскинула руки:
— Здесь мой дом. Здесь мой рай.
Остаток пути Малика проделала в полном молчании.
Войдя в ванную, с силой дернула зажим и сломала замок. Шея заныла. Завтра будет заметен след от ошейника. Ну и плевать. Его всё равно никто не увидит. Бросила чаруш на пол. Вырвав пуговицы с корнем, стянула с себя платье. Ни прохладная ванна, ни аромат весенних цветов не успокоили расшалившиеся нервы. Скорее всего Иштар не возьмёт Галисию в жёны. Что в таком случае спасёт её от роли кухарки или швеи? А может, и того хуже — дворянку назовут неугодной и бросят на растерзание ненасытным заключённым и рабам. А если она, шабира, пойдёт против обычаев этой ужасной страны — что сделают с ней?
Галисия спала. Глянув на ложе из чемоданов, Малика улеглась на кровать. Обняв девушку за плечи, прошептала в ушко:
— Мы совершили ошибку. Но ты не бойся. Я тебя отсюда вытащу.
— Ты что себе позволяешь?
Малика открыла глаза. На краешке перины сидела Галисия — возмущённая, вскосмаченная. В тусклом свете витражей искажённое злобой личико казалось жёлто-зелёным.
— Что ты делаешь в моей кровати?
Малика потянулась:
— Вообще-то это моя кровать.
Галисия сжала кулаки:
— Наглая плебейка!
— Если не прекратите истерить, будете спать на полу в гостиной, — сказала Малика и, соскочив с перины, открыла шкаф.
Нижнее кружевное бельё — в этом ракшады знают толк. Ночные сорочки — воздушные, тонкие как паутина. Постельные принадлежности — белоснежные, хрустящие. Полотенца — от маленького, как салфетка, до огромного, которым можно укрыться как пледом.
— Ты, видать, забыла, кто я, — процедила Галисия.
— Кто?
— Я будущая жена правителя Ракшады.
— Когда же вы наконец запомните, что в Ракшаде не правитель, а хазир? — промолвила Малика, вытаскивая из стопки наволочки и простынь. — И почему ваш Иштар поселил вас в Приюте Теней?
— В каком приюте?
— Так называется эта часть дворца.
Галисия нервным жестом смахнула со лба прядку волос:
— Ты тоже здесь.
— Со мной всё понятно. Я не претендую на роль жены.
— Мой Иштар…
— Мой Иштар, — перебила Малика. — Сколько преданности! Пока он не перемелет ваши кости в пыль.
— За что?
— Ну, мало ли. Выйдете без спросу из комнаты, возьмётесь не той рукой за дверную ручку, не распластаетесь перед ним на полу. — Малика бросила на кровать простынь и наволочки. — Или не перестелите утром постель, — и, захватив полотенце, пошагала к двери.
— Не смей уходить, когда я с тобой разговариваю! — вскричала Галисия.
Открыв двери, Малика посмотрела через плечо:
— Наведите здесь порядок и идите завтракать.
Говорить в подобном тоне с высокородной дамой было непривычно и неловко. Но должна же капризная дворянка понять, какая судьба её ожидает.
Посреди ванной на коленях стояла Кенеш. В серо-зелёных глазах блестели слёзы, лицо светилось неподдельным восторгом, граничащим с экстазом.
— Шабира! Сегодня великий день. Сегодня ты услышишь Бога. Я помогу тебе собраться.
Малика с опаской забралась в фиолетовую воду, покрытую маслянистой плёнкой, и кожа словно задышала. По жилкам заструилась кровь, взгляд прояснился, в теле появилась подзабытая лёгкость.
Закутав Малику в полотенце, старуха принялась заплетать ей волосы, приговаривая: «Родник здоровья, родник красоты… терпения… послушания… веры…» Малика слушала шипящий голос и ждала, когда же старуха произнесёт самое важное название косички. Со словами «пусть река жизни будет полноводной» Кенеш свила косы в жгут и закрепила их на затылке шпильками. Похоже, она не догадывается, что река жизни не может быть полноводной без родника любви. Или ракшадским женщинам, как и мужчинам, любовь не нужна?
Облачившись в приготовленное старухой горчичное платье и накинув на голову полупрозрачную ткань такого же цвета, Малика вышла из комнаты, и волнение вновь выбило её из колеи. Она видела Галисию в чаруш, но одно дело, когда знаешь человека, и перед внутренним взором, хочешь не хочешь, встаёт знакомый образ, временно спрятанный под накидкой. И другое дело, когда перед тобой незнакомка. Странное чувство, будто смотришь на незаконченный портрет и не понимаешь: какой был смысл так тщательно выписывать детали — ткань платья с матовым блеском, изящные руки, выглядывающие из рукавов; узоры, вышитые бисером по волнообразному подолу, — а потом замазать всё, что находится выше талии, и отложить кисть? Безликий портрет, пугающий.
Незнакомка опустилась на колени:
— Долгих лет жизни, шабира. Позволь прикоснуться к твоим ногам.
Ноги сами сделали шаг назад.
Незнакомка поднялась: