Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Некоторые привилегированные слои полагают себя аристократией. На самом деле — номенклатура происходит от одного персонажа Салтыкова-Щедрина — а именно — хозяйского камердинера, потребляющего только те эмоции, которые ему выдают. То есть — вся элита, которую мы имеем — это вышколенная дворня.
* * *
Пропаганда плюс силовой ресурс — то, что дает правду. Никакой абстрактной правды кроме онтологического понимания сути природы вещей и некоторого количества научных законов не существует.
* * *
Новый год — это два потерянных месяца. Дела не делаются в декабре, потому что скоро. И в январе — потому что уже. Ничего хорошего в новом году, как известно, не случается. Все та же советская чушь — пьяные мужички, дурнопомаженные и скороухоженные женщины, некрохолодец, остервенелые фейерверки, речь президента, совкино, гологнь. Сама я не справляю. Но люди говорят. Денщик мой каждый Новый год утыкался в салат оливье. И даже не из мазохизма, а от верности Традиции. Человек знающий, что его ничего не ждет верен традиции. Чем хуже традиция, тем больше верен. Так вышло. Потому все, чего у вас не было в том году и не стало в этом, того еще больше более не будет. Поэтому не желаю. ТакЪ.
* * *
Нелюдь под шубой — Венера в Мехах. В своем окончательном сверхчеловеческом пределе.
А «груз 200» никого в Россиюшке не отрезвляет. Он как-бы успокаивает и дает такую томно-тоскливую, водочную прелестную меланхолию, такой войно-валиум, такую грудастую домохозяйку из агитпроповского кино, еще не успевшую, да и не смогшую распластаться собственной красочной смертью в мехах.
Так русские матери бегут от потрепанных в злой горошек халатцев, от морщин, старости и уродства, от бессмыслицы тотальной бытия, которую вдруг слизнуло сладостное отчаянье и утробно прокатилось где-то по неатрофировавшейся еще, еще страстной плоти, и там предоргазменным каким-то христианским озарением-катарсисом, остановилось что-то схлопнулось. И успокоилось шаловливым анонимным чудовищем, связанным с этим миром ненасытной утробной глоткой, превосходящей всякую бездну в беспощадной и хохочущей своей глубине.
Ваши матери — ваши убийцы.
* * *
Думать, что писатель пишет (только и делает, что пишет) — так же глупо, как думать, что всякий проявленный субъект тождественен своему тождеству. На самом деле — проявленность — в большой степени отрицает субъектность. Навязывание тождества — тоталитарно. Писатель — соцфункция. Нет никакого «писателя вообще».
* * *
Мизантропия — это в некотором роде гуманизм. Только стерильный.
* * *
Диктатура Ничто — это метафизический материализм.
* * *
Назови нечто реализмом, оно тут-же становится советским. Поэтому термин «метафизический реализм» мне никогда не нравился. А Мамлеев нравился всегда. Но вне интерпретаций. То есть, он писал про Нутрь. А трактовали — как Наружь. Про Осознание, а трактовали как Падение. Падение же в свою очередь трактовали чуть ли не как «христианский опыт». (Но пытка опытом не бывает. Впрочем, в России в это не веруют, напротив). Он писал про Дно, а думали — про Россию. Он и сам в это верил. Писал про Россию, а вышло про Дно. (Впрочем, про Россию всегда получается так. Или как-то так). Писал он про уродов. А уроды — думали для. Ну и так далее…
* * *
Местный менталитет таков, что как правило, люди, которые вам помогают, ежели и хотят видеть вас высоко, то не выше себя. И высоко-то высоко, но равно так, чтоб дотянуться можно было.
* * *
Падший ангел — это тот, кто возвысился (поимел силовой ресурс) и кого «свалили». Да и не ангел он вовсе. Некий субъект тотального противодействия. Самостоятельная единица. А «падший ангел» — это, простите, лакей. Лакей демиурга. Так вот — эта сила — не дьявольская и не ангелическая, вне социальных статусов и надиктованных иерархий.
* * *
Для мизантропа нет ничего более унижающего его достоинство, более невыносимого, чем простое человеческое к нему отношение. Даже коли оно будет ему полезно, даже коли он сочтет его рациональным, он будет бесконечно унижен, бесконечно втоптан в грязь, он будет вечно видится чем-то непристойным для самого себя.
«Люди, стремящиеся к величию, суть, по обыкновению злые люди.»(с) Это примерно о том же.
Архетипическая женщина — тролль. Повторяет, что ей сказано. Народ россиянский — тоже тролль — от крым-наш, до лишь бы-не было войны — троллизм высшего уровня. Патриот — тролль. Одни лозунги чего стоят! Либерал — тролль — другие лозунги стоят еще больше!
Русский писатель тролль, через одного. Постмодернист — троллит соцреализм и русскую классику. Русская классика троллит русских людей. Страдание не облагораживает, но уже не убивает, только троллит, вымучивает, но как-бы уже не до конца. Люди привыкли.
Троллинг здешнему человеку нечто вроде духовного массажа. Стимулирует и расслабляет. Как-то так.