– Возможно, это из-за разницы во времени между Гринвичем и Нью-Йорком, – предположила Лара. – А может, ты просто подхватил ангину или грипп. Позволь-ка.

Лара подошла к нему и прислонила ладонь к его лбу. Прикосновение ее шелковой кожи в момент привело Габриеля в чувство. Он вдохнул свежий аромат ее духов. Видимо, нужно было притвориться сильно больным, чтобы она подольше поиграла с ним в медсестру.

– Лоб горячий, но вряд ли это от болезни, – поставила диагноз Лара. – Если почувствуешь себя хуже, я дам тебе таблетку от температуры.

– Таблетка не поможет.

– Почему же?

– Налей скорее кофе, и, может, я расскажу тебе.

Когда Габриель уже не мог бороться с искушением дотронуться до нее, ему выпал шанс. Он скользнул рукой под ее локоть и повел Лару по коридору в сторону кухни.

Сидеть напротив Габриеля и делать вид, что она не замечает его раздевающего взгляда, было для Лары подобно пытке. Она легко могла дать ему то, что он хотел. Тем более что она хотела того же. Но что это даст, кроме проходящего чувства сексуальной сытости?

Лара не сомневалась – с ним она может познать самые вершины сексуального блаженства. В конце концов, какая здравомыслящая женщина не хочет переспать с желанным мужчиной? Так, может, это ее шанс? Габриель – воплощение эротических фантазий любой женщины. Но было и то, что ее останавливало. Сколько бы она ни мечтала о любовной связи с ним, сколько бы ни представляла себя в его постели, ей не хотелось, чтобы все ограничилось одной или двумя ночами. Ей хотелось, чтобы это длилось вечно.

– Могу я спросить, почему ты надела сегодня это платье? – поинтересовался Габриель.

– Что? – изумилась Лара, вновь подпав под магнетизм его гипнотизирующих глаз.

Она прекрасно поняла смысл его вопроса, но терялась с ответом. Да, это платье не входило в ее стандартный гардероб. Как правило, она одевалась по принципу «не слишком открыто, совсем не откровенно». Но один из ее друзей, Никки, убедил ее, что именно это платье идеально подойдет на тот случай, когда Лара захочет подчеркнуть свою женственность. Например, на свидании.

Когда Габриель предложил показать ей дядин особняк, она решила, что это и есть тот самый случай. Более того, это может сойти за свидание. Но теперь, сидя в полной растерянности от его похотливого взгляда, Лара понимала, что переборщила. Он действительно хотел снять с нее это платье. Не сорвать, а стянуть – медленно-медленно, складочка за складочкой.

– Просто я слышала прогноз погоды, – пожала плечами Лара, словно это было так очевидно. – Обещали жаркий день.

– Неужели, – протянул Габриель.

Как бы ни смущал Лару его взгляд, она не могла смотреть в другую сторону.

– Я думаю, все было по-другому. Ты хотела показать мне, как идеальна твоя фигура.

– Габриель! – перебила Лара.

– Что, Лара?

– Предлагаю сменить тему и обсудить, что тебя беспокоит. Как ты на это смотришь?

На его красивом лице отразилось нечто вроде разочарования. Удивительно, но в этот момент оно стало как будто детским. При других обстоятельствах Лара бросилась бы жалеть своего собеседника. Но она уже была знакома с уловками Габриеля, поэтому крепко держала себя в руках. Хотя, судя по всему, его и впрямь следовало успокоить.

– Может, я слишком напориста, – продолжила Лара. – Но в сравнении с твоей моя напористость меркнет. Скажи, с кем ты можешь поделиться своими проблемами, если не со мной?

Габриель поднес к губам чашку кофе, сделал маленький глоток и поставил чашку обратно на стол:

– Ты действительно хочешь услышать всю биографию нашей многострадальной семейки?

Он задал свой вопрос с иронией, но все же Лара уловила нотки грусти в его голосе. Ей стало страшно от предвидения того, какую правду он может ей рассказать. Несмотря на это, она утвердительно кивнула.

– Что ж, дело твое, – согласился он. Но как бы легко ни звучало это согласие, его взгляд, устремленный в пол, свидетельствовал об обратном. – Дядя оставил мне письмо, в котором раскрыл некоторые тайны о матери. То, чего я никогда не знал.

Сказав это, Габриель выдержал долгую паузу. Вероятно, каждое слово давалось ему с трудом. За окном чирикала птица, добавляя горечи этому моменту истины. Ларе хотелось как-то подбодрить его. Она боялась, что продолжения попросту не последует. Нелегко раскрывать тайны своей семьи. Особенно такому самоуверенному человеку, как Габриель. Он мог испугаться своей уязвимости и прервать рассказ.

– Ты ведь не помнишь свою маму? – осторожно спросила Лара.

Габриель поднял голову:

– Нет, не помню. А теперь оказывается, что она меня не бросала. Дядя врал мне. – Его губы исказились в кривой ухмылке. Габриель смотрел на нее, словно не веря в то, что сам говорил. – Мать покончила с собой.

На секунду сердце Лары замерло.

– Габриель, мне так жаль…

Ей было горько осознавать, что это она вывела его на столь болезненное признание. Даже отдаленно она не представляла, что это такое – узнать, что твоя мать совершила самоубийство. Каково это – открыть эту страшную тайну уже взрослым, самодостаточным человеком? И как дальше жить с этой болью в душе?

Габриель качал головой, словно до сих пор не верил в это:

– Мать сама попросила дядю соврать мне. Сказать, что она боялась быть плохой матерью и по этому бросила меня. Она сделала это, чтобы, повзрослев, я не принялся искать правду.

– Но зачем, зачем она так поступила?

Габриель пожал широкими плечами и скривил губы:

– По словам дяди, она страдала от затяжной, неизлечимой депрессии. Боялась, как бы я не подумал, что унаследовал от нее этот недуг. Мол, тогда я пущу всю жизнь под откос вместо того, чтобы стать счастливым. – Он грустно ухмыльнулся. – Наверно, она и правда была не в себе, если думала, что так мне будет легче.

Лара наклонилась вперед и внимательно посмотрела на Габриеля, словно видела его в первый раз. Он уже не пытался скрыть своих переживаний. Перед ней как будто сидел маленький мальчик с потерянным взглядом. Ребенок, который не верит, что любимая мама могла его бросить. Всей душой Ларе хотелось броситься к нему и крепко обнять. Но она чувствовала, что это еще не вся горькая правда в его истории.

– Наверно, мама просто хотела защитить тебя, Габриель, – тихо сказала Лара.

– Защитить меня? От чего? Разве что от материнской любви и ласки. – В его голосе было больше разочарования, чем печали. – Каким бы я ни был материалистом, но даже я знаю, что матери обычно любят своих детей и заботятся о них. А не оставляют по первому капризу.

Мысли в голове Лары сменялись одна другой. Ясно одно – если мать Габриеля была душевнобольной, то решение скрыть от ребенка правду нельзя было списать на простой каприз. Скорее всего, несчастная женщина искренне полагала, что так ему будет лучше.