Мама же, отложив каталог, двинулась за ним, но дверь была заперта, а из-за закрытой двери донеслась лишь одна фраза, произнесенная с надрывом в голосе:

— Я занят! Не мешать! — видно, как плечи женщины поникли, а рука замерла на ручке двери. Никогда он не разговаривал с мамой таким тоном. Поправлю саму себя: никогда я не слышала такого и очень надеялась, что больше не услышу.

Неуверенно подошла к ней, шаркая мягкими пушистыми тапочками по полу, и тихонько обняла, показывая, что я рядом, и все обязательно будет хорошо.

— Плохие дни случаются у всех, мамочка, — невесомо погладила по спине в утешающем жесте. Мама окинула меня уставшим и поникшим взглядом, и именно этот взор дал мне понять, что все намного серьезнее, чем казалось на первый взгляд.

— Все будет хорошо, родная, папа все решит, — она пыталась ответить мне твердым голосом.

Завтракали в гнетущей тишине, и никто не пытался ее нарушить. Мысли в голове спутались плотным узлом, а страшные догадки одна за другой проносились со скоростью света.

Из всех самых изощренных я выделила две наиболее яркие. Любовница…Нет, даже в мыслях звучало дико. Вторая — работа — это не так страшно, потому что все это можно решить, я так думала тогда. Все что угодно, но не любовница. Мне казалось, что только предательство отца я не смогу пережить и простить, переступая через себя.

Страшно представить, как часто мы думаем, что самое страшное в нашей жизни что-то определенное, а на деле оказывается, что нет.

И совсем скоро проблема откроется для меня и перевернет всю жизнь. Да так перевернет, что все разделится на «до» и «после». И все, что раньше казалось глобальным и серьезным, станет пеплом, развевающимся на останках моей жизни.

От нерадужных мыслей меня отвлек мигающий индикатор смартфона. Глянув на экран, не смогла сдержать болезненно вздоха. Опять он. Сколько раз мне надо сказать, чтобы он оставил меня в покое?

«Ну хорош дуться, цветы получила?».

Даже не думала над сообщением, потому что уверенным движением пальцев заблокировала этот номер в надежде, что такой ответ станет для него предельно понятным.

Поцеловав маму в щеку и не прощаясь, вышла из дома, накинув теплое пальто. Стояла отвратительная погода. Пока прогревала машину, опять услышала звонок телефона. Трогаясь в сторону клиники, приняла вызов.

— Ты думаешь, что, заблокировав меня, уйдешь от ответа? — развязный голос Вити заполнил машину, и я поморщилась от фантомной боли в области сердца. Словно мне опять подкинули туда битого стекла.

— Прекрати донимать меня, я ведь уже сказала о нежелании иметь с тобой дело. Все закончено. МЫ РАССТАЛИСЬ, — злобно крикнула в трубку и сбросила вызов. Спустя пару мгновений телефон снова ожил. Руки зачесались в желании задушить Витю за настойчивость, граничащей с глупостью и непрошибаемостью.

О чем он думал? Что я скажу: «Ладно, ты трахал ее потому, что я не дала, давай теперь я буду давать тебе, и ты не будешь трахать ее?». Серьезно?

В клинике меня ждал не самый приятный сюрприз: море людей: все метались и носились из стороны в сторону. Неприятный холодок пробежал по спине в ожидании чего-то плохого.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Так и произошло. Вереница скорых с включенными мигалками спешила к центральному входу больницы. Наспех переодевшись, заметила, что вызвали даже тех, кто сегодня был выходной. Видимо, случилась массовая авария, или еще что похуже.

* * *

Спустя пару минут на носилках уже завозили раненых с различными степенями повреждений. На ходу спросила у Кати:

— Боже мой, что случилось? Откуда столько людей?

— Ты не слышала? Взрыв на фармацевтической фабрике, всех тяжелых везут к нам. Борис Викторович вышел на смену, все хирурги оккупировали операционные. В банке крови мало материала, так что мы обзвонили все близлежащие больницы, — спешно пояснила, натягивая перчатки.

Ко мне приставили Андрея Андреевича. Сейчас он, конечно, без всяких перегибов работал на все 100. Мы отлично справлялись со всем.

В шоке осматривала уже третьего своего пациента за сегодня. Проникающее ранение в живот острым предметом — сразу в операционную. Мысленно обращалась к нему: "Держись, главное держись, Борис Викторович тебя вытянет".

— Что у вас болит? — пыталась достучаться до девушки за двадцать пять лет. Полная дезориентация и рвота, нескончаемая рвота. Забинтовала окровавленную руку и развернула в исследовательский отсек. — Маша, вези на КТ ее срочно!

Ноги гудели, а это было только самое начало. Мимо мелькали плачущие родные, стонущие пациенты, взволнованные врачи. Наша битва продолжалась 9 часов.

Поздно вечером того дня я сидела на полу возле лифта при входе в отделение интенсивной терапии без сил и желания даже дышать.

Я была выпотрошена морально. Неспособность разумно мыслить в данный момент стала причиной глубокого погружения в эмоции, запрещённые для врача.

Весь ужас догнал меня только сейчас, когда все уже прошло. По телевизору сказали, что это был теракт, цель неизвестна, никаких требований выдвинуто не было.

К нам привезли сорок пять человек, пятеро скончались в приемном отделении от несовместимых с жизнью ранений. Одного я лично держала за руку и говорила, что все будет хорошо, и он справится. Не справился. Застывший взгляд голубых глаз отпечатался где-то очень глубоко во мне.

Первый пациент, который не выжил. Слезы катилась по щекам градом, и я сразу же их смахивла. С каждым разом будет легче, справлюсь. "Мне нельзя так близко принимать к сердцу…" звучало набатом в голове все, что прочитала в умных книжках.

Судорожно вздохнув, потрогала свое вспотевшее от маски лицо, уже полностью мокрое еще и от слез, ощущая приятную прохладу от своих рук.

Окинув взглядом бедлам в коридоре, осознала, что сегодня было мое посвящение в эту сложную профессию, мое боевое крещение.

Дыхание стало поверхностным, и чтобы хоть как-то прийти в себя, я пошла к кофе-машине.

— Как ты, Аня? — тихий гортанный голос Бориса Викторовича прозвучал за спиной. Сердце предательски замерло и в следующий миг понеслось вскачь.

Я безумно нервничала в пристуствии этого человека, но в то же время отчаянно не хотела избавляться от подобных эмоций. Может я мазохист?