Стало до тошноты не по себе и даже любимый напиток перестал казаться таким уж вкусным, вызывая болезненный спазм. Все только начинается.

— Я могу рассчитывать, что ты обратишься ко мне за помощью, если она тебе понадобится? И…это я написал то сообщение, — многозначительная пауза. Саша схватил меня за руку и заставил вздрогнуть. — Он не заслуживает тебя, Аня! И я не мог больше смотреть на то, как он встаптывает тебя в грязь, — поморщился и тяжело выдохнул.

— Если ты волнуешься, что я злюсь — не переживай. Я рада. Спасибо за помощь.

Мы молча посидели какое-то время.

Я обняла Сашу напоследок и спешно двинулась в сторону выхода из сквера — больше не могла скрывать свои рвущиеся наружу переживания и нужно было скорее остаться наедине с самой собой.

Только возле машины, нащупав ключи, обнаружила странный клочок бумаги в боковом кармашке, он и привел меня в ужас. Волосы зашевелились от страха. Это как удар под дых.

"Я слежу за тобой"

Michele Morone — Watch me burn

В связи с последними событиями я стала странно вести себя на улице и в малолюдных местах. Подступающая к горлу тошнота и паника стали моими постоянными спутниками.

Боялась даже своей тени. Словно брела в лесу, натыкаясь на ужасы из сказок, не способная спастись самостоятельно.

Каждый раз готовая отбиваться из последних сил, походила сейчас больше на загнанную лань.

"Я слежу за тобой".

В затылке постоянно пекло с невыносимой силой, как бывает, если на тебя смотрят со стороны. Это не мое больное воображение, больше нет. Громко сглотнула и опять ошутила тахикардию.

Иногда все происходящее казалось забавной первоапрельской шуткой или страшным кошмаром. Наяву.

"Я слежу за тобой".

Мне стало по-настоящему страшно. В тот же день показала записку отцу, он побледнел от ужаса и приставил ко мне охрану, строго настрого запрещая любые активные действия вне дома и практики. Теперь каждый день "хвост" сопровождал меня везде, кроме стен больницы.

Несмотря на жгучие сомнения относительно участия Вити, не могла придумать других кандидатов. С другой стороны, не в его это стиле. И зачем? Тогда кто, когда, где и, самое главное, зачем это сделал?

С Борисом Викторовичем мы пересекались мало: он как будто избегал меня всеми силами, делая все возможное, лишь бы поскорее скрыться. Заприметив издалека, кивал и сразу уходил, так спешно, что я едва ли могла рассмотреть его. Замечала лишь уставший взгляд, преследующий меня по ночам.

Невыносимо не хватало наших разговоров, пусть коротких и незначительных. Словно нечто важное уплыло их моей жизни, причиняя сильнейшую душевную боль.

Осознанно не искала встреч, потому что не видела смысла навязываться человеку, если он так рьяно отстаивает свои границы. Без меня.

И пусть практически задыхалась от тоски, но моя гордость не позволила просто подойти и узнать, как у него дела.

Вынырнув из нерадужных размышлений, пролистала список прибывших пациентов за сегодня и вспомнила всех, с кем имела дело, а к кому еще стоило бы подойти завтра, как вдруг услышала вкрадчивый голос.

— Анечка? — наткнулась на Андрея Андреевича. — Как твоё лицо? — заботливый взгляд сперва даже напугал меня, ведь обычно он взирал на меня как на кусок мяса. Разве что слюни не текли. Прошло уже столько дней, но кто-то очень настойчиво спрашивал одно и то же при каждой встрече и иногда несколько раз на день.

— Лучше всех, — услышав утробное рычание, вздрогнула всем телом, ощущая знакомые мурашки. Я была слишком рада видеть Бориса Викторовича сейчас. Как никогда, пожалуй.

Он осторожно взял меня под локоть и увел в сторону своего кабинета.

Несмотря на внутреннюю обиду, вся затрепетала от предвкушения возможного общения. Я ведь так скучала.

— Боря, ты лишаешь меня личной жизни! — услышала вдогонку.

— Смотри, чтобы я не лишил тебя чего-то другого, — хлестко ответил Борис Викторович. От этой фразы стало не по себе.

Мы ворвались в кабинет к мужчине под аккомпанемент сильного хлопка двери.

— Спасательная операция прошла успешно? — поджал губы и недовольно осмотрел меня.

Мне были не понятны причины подобного поведения, и потому я просто пожала плечами, жадно разглядывая Бориса Викторовича с ног до головы. Усталость глубоко отпечаталась в его внешнем виде, будорожа мое волнение пуще прежнего.

И хоть я догадывалась о причинах, мне все же хотелось верить, что мой отец тут ни при чем.

Он небрежно скинул халат и остался в одной лишь белой рубашке, плотно обтекающей мощное тело. И пока я зависла на подкачанной фигуре, была поймана с поличным за тщательным рассматриванием. Мужчина странно ухмыльнулся, а мне пришлось отвернуться, покраснев до самых корней и ругая себя за неумение скрывать чувства.

Абсолютно не ясно, зачем я тут, вряд ли именно потому, что он нас с Андреем увидел. Мужчина развернулся к книжным полкам. Фигура замерла.

— Садись, надо поговорить, — Борис Викторович стоял спиной, глубоко вдыхая и выдыхая.

Я уселась на стул возле внушительного стола из ясеня. Все было усыпано документами, беспорядок царил не только на рабочем столе, но и в кабинете. Как и в жизни, собственно говоря.

Осторожно перевела взгляд на мужчину, чьи плечи подергивались от напряжения. Что случилось? Руки чесались, так хотелось подойти и утешить или просто обнять, утонуть пальцами в безумных кудрях, странно торчащих в разные стороны.

— Тебя не обижают? — прозвучало хрипло. Он медленно развернулся ко мне лицом, осматривая с ног до головы. — Ничего не тревожит?

Вопрос мне показался таким странным, потому что я не совсем понимала, о чем он. Неосознанно взглянула на руки, уже без синяков, и это не укрылось от внимания мужчины. Видимо, он тоже понял двусмысленность ситуации. Выжидающая поза.

— Нет, все отлично, — прошептала неуверенно.

Видно, что злился, безумно злился, и я не нашла лучшего решения, чем не лезть на рожон. Не провоцировать, не злить. Что-что, а это чувствовала нутром — он успокоится сам.

Спустя пару минут крупная морщина между бровей мужчины разгладилась, и лицо сразу стало на пару лет моложе. Если бы я могла прочитать его мысли…Взгляд опустился на губы. В желании прикоснуться ощутила покалывание на кончиках пальцев.

Никогда я ещё не замечала за собой подобных реакций на мужчин.

— Через неделю у нас плановая операция по резекции желудка, ничего сложного или невозможного. Я хочу, чтобы ты мне ассистировала.

Такая новость любого повергла бы в шок, потому что я не мола быть ассистентом пока что.