– Колечка! – позвала Таня и прислушалась. – Колечка, тыдома?

Никто не отозвался. Одно из двух – или Колечки дома нету,или он смотрит телевизор. Когда он сидит у телевизора, хоть тайфун, хотьцунами, хоть землетрясение – ничего не заметит!..

Боже мой, сорок лет! Быть такого не может!

Таня неловко слезла с кровати. Дурацкая пижама такзапуталась, что поначалу невозможно было пошевелить ни ногой, ни рукой, ипришлось трясти всеми конечностями по очереди, чтобы ее расправить. Расправив,Таня с тоской посмотрела на себя в зеркало. И красоты никакой нет в этойпижаме! За ночь шелк мялся так сильно, что казалось, его жевала корова – илинесколько коров сразу!

– Колечка-а! Ты уехал?

Волосы торчали в разные стороны, причем с одного бокугораздо сильнее, чем с другого, как-то на редкость несимметрично они торчали, иТаня несколько раз с силой попыталась их пригладить. Ничего не помогло. Наладонь, что ли, поплевать?..

Из-за этих самых сорока лет они вчера и поругались. Да ещекак поругались!..

Коля считал – должно быть, совершенно справедливо, – чтотакую красивую дату они должны отмечать вдвоем.

Господи, что за словосочетание – красивая дата?! Что за ужастакой?!

Свечи, легкий изысканный ужин с белой рыбой, легкий ароматбелых роз, легкое белое вино, легкие поцелуи – хорошо хоть не белые! – легкоеголовокружение от любви и от выпитого, а потом легкая романтическая ночь и утров пижаме! Ну, что поделать, положено встречать сорокалетие в обществе любимогомужчины!

Таня знала совершенно точно, что она будет встречать этосамое сорокалетие только и исключительно на работе – у нее сегодня прямой эфир,и после эфира всей бригадой они поедут в ресторан, а потом еще куда-нибудьдогуливать, ну, как обычно! И Андрюха Малахов должен подъехать, и ВолодяСоловьев, и Катя Стриженова, и даже Катин муж Саша, может быть, приедет, еслиосвободится, хотя он «в производстве», снимает кино, и у него как раз съемочныедни! Таня знала, что «девочки и мальчики», редакторы, режиссеры, ассистенты,корреспонденты от двадцати и до шестидесяти лет, все, кто работал на еепрограмме, уже месяц «ждут праздника». Все шушукаются с заговорщицким видом,перебегают из кабинета в кабинет, замолкают, когда она входит, и оглядываютсяна нее с видом немецких генералов, неожиданно обнаруживших у себя в штабеШтирлица, склонившегося над картой укрепрайонов!

Какой там романтический ужин и белое вино, когда все«Останкино» уже месяц жаждет накатить водки как следует, зачесть стишатасобственного сочинения, рассказать всем собравшимся, что было, когда ТанечкаКраснова «вот в таких очках и вот в таких ботах» первый раз пришла в редакциюна работу, а тогдашний начальник Сережа Иваницкий – «Сереж, покажись, где тыесть-то?!» – ее видеть не мог и взял в штат только потому, что у нее был диплом«с отличием», а на то, что диплом авиационного института, он почему-то непосмотрел! Как Олег Бабенко, тогдашний редактор новостей, орал не своимголосом, когда она принесла свой первый материал: «Здесь вам не авиационныйинститут, милая моя, отправляйтесь обратно в авиаторы, раз вы писать неумеете!» Как в прошлом году, когда вручали «ТЭФИ», вся группа держала за неекулачки, и когда со сцены невозможно красивый Валдис Пельш объявил «Ток-шоу«Поговорим!» и его ведущая Татьяна Краснова!!!», все пустились в пляс прямо впроходе Кремлевского дворца, и потом по очереди держали тяжеленного «Орфея», икак наутро у всех болели головы и руки. Головы от водки, а руки из-за «Орфея»!

Таня Краснова никак, ну никак не могла подвести роднойколлектив, объявив, что у нее романтический ужин и на распитие водки и вручениенелепых подарков она явиться не может. Пришлось объявить Колечке, что она неможет явиться как раз на ужин. Ужин переносится на субботу, если, конечно, досубботы ничего не случится в державе – президент не уйдет в отставку, премьерне введет новые налоги, Минфин не увеличит (уменьшит) стабилизационный фонд и всякаяпрочая ерунда.

Вышел страшный скандал. Такой, что Тане даже не хотелось обэтом вспоминать.

Впрочем, еще в прошлом году Колечка намекал, что Таняуделяет ему мало внимания, но он надеется, что со временем она поймет, как егоэто огорчает, и станет ему уделять гораздо, гора-аздо больше этого самоговнимания.

Таня согласилась «уделять». Она тогда была сильно в неговлюблена и согласилась бы на что угодно. Дура.

– Коля! – опять позвала она, и опять никто не отозвался.

Тогда она решила его поискать, только предварительноследовало вычистить зубы. Вдруг от нее пахнет, а Колечке захочется еепоцеловать?.. И вообще по утрам с нечищеными зубами – ужасно!

Таня побрела в ванную, порассматривала себя в зеркало ирешила, что с такой головой показываться любимому никак нельзя, поэтому стоит иголову быстренько помыть. Она уже влезла под душ, когда услышала отдаленноетреньканье телефона и еще услышала, как Колечка что-то пробасил в ответ.

Значит, он дома, но решил с ней не разговаривать. Обиделся.Придется уламывать, уговаривать, каяться, просить прощения, обещать стотридцать тысяч романтических ужинов, но только не сегодня, когда у нее пьянка сколлегами. А он, в полном соответствии с классикой жанра, будет упрекать ее втом, что коллеги для нее важнее, чем он, Колечка, и она на все готова радисвоей драгоценной работы и ни на что ради него, и не зря он всегда считал, чтоони слишком разные, чтобы жить вместе. Таня начнет пугаться, уверять его влюбви, умолять не бросать ее – все в том же самом полном соответствии.

Таня сделала воду погорячее, налила на ладошку шампунь истала с силой тереть голову. Через три секунды на голове у нее выросла пеннаяшапка, как у Деда Мороза.

Ее сын Макс, когда был маленький, очень любил сооружать усебя на голове пенную шапку, а к подбородку пристраивал пенную бороду. Он сиделв страшной старой ванне с черными пятнами облупившейся эмали, глаза у негосияли, и щеки были очень красными от горячей воды. Он сидел, держался рукой забороду, чтобы пена не отвалилась, и кричал:

– Ма-ам!! Ма-ам! Посмотри, я похож на Деда Мороза?

Таня всегда говорила, что похож, и тогда сын немедленноосведомлялся, когда же Новый год, даже если на дворе было Первое мая!

Макс, конечно, давно уехал в школу, и некому поздравить ее сэтой ужасной датой – сорокалетием, и никто не станет пить чай со сливками,который она очень любила, говорить ей, что нынче она уже «совсем старушка» и допенсии рукой подать, и ныть, что его не берут в ресторан и все почитаютмладенцем!

На Колечку – в смысле поздравлений – нет никакой надежды.Он, если уж обижался, обижался всерьез и надолго.

Таня вылезла из ванны, закрутила голову полотенцем, смутночувствуя вину перед гримершей Аллочкой. Гримерша категорически не разрешалазакручивать мокрые волосы полотенцем и говорила, что их потом «не уложить», асегодня на Аллочку вся надежда.