Тогда только-только сошёл снег. Самое время для поисков: травы ещё нет, катушка прижимается ближе к поверхности, и сигнал проникает глубже.

Журавель забрал прибор и объявился в мае – вопреки моим ожиданиям, продолжая излучать решительный настрой. На мой редакционный стол лёг позвякивающий газетный свёрток. В нём оказалось оружие: два кинжала, сломанный пополам меч с бронзовой гардой, покрытой патиной, четыре наконечника стрел и один – копья.

Оказалось, железо – с труднодоступной горы Липовой. Журавель сплавился туда на резиновой лодке.

Находки даже на первый взгляд были интересные и относились ко времени как минимум Ермака и хана Кучума, когда на уральской земле обитали её исконные хозяева – народ манси (или вогулы). Особенно меня заинтересовал нож: обоюдоострый с двумя кровостоками клинок длиной с четверть. Он хоть и был ржавым, но без глубоких каверн.

Я сказал, что находку нужно бы показать специалистам.

Через пару недель Алексей Языков, кандидат исторических наук, сотрудник Уральского института истории и археологии ошарашил меня своим вердиктом:

– Судя по всему, это четвёртый – седьмой век, эпоха Великого переселения народов. Слыхали?

– Немного. Варвары, падение Римской империи и всё такое… А как это оружие могло оказаться на берегу Сильвы?

– Все версии только на уровне предположений. Определённо лишь то, что им владели угры. Скорее всего, это было так называемое вихревое заселение: сначала из Приуралья проникли через земли современной Башкирии в Прикамье, но, столкнувшись там с мощным противостоянием местных племён, были вынуждены отступить. Один из этих путей был водным: поднялись от Камы сначала по Чусовой, потом по её притоку – Сильве.

Но могут быть и другие варианты. Например, что это племя угров, которое возвращается в родные края из набега в составе полчищ гуннов на Европу. Внести ясность могли бы археологические раскопки на месте находки. На территории региона это первый такого рода клад оружия. Так что поздравляю!

Журавля, конечно, интересовала цена находки. Но Языков констатировал: чтобы подтвердить возраст железок, потребуются дорогие исследования вроде металлографии. И даже после них коллекционера отыскать будет сложно.

Но слова историка нисколько не расстроили Журавля. Он услышал главное: клад – единственный в своём роде, оружию порядка полутора тысяч лет. Как всё это могло ничего не стоить? Что понимает в этом какой-то ботан, пусть и кандидат наук? Ещё большую надежду в товарища вселила моя статья «Оружейный клад древних угров», опубликованная в газете.

Правда, в ней я заменил название горы с Липовой на Берёзовую, так как предполагал, что после публикации сыщутся охотники порыться в фартовом месте. Этого мне сразу, уж не знаю почему, не хотелось.

Журавель же мыкался со своей находкой по различным коллекционерам и антикварам, в качестве «сертификата» подлинности предъявляя эти публикации, в которых было приведено мнение Языкова. Но газеты на такого рода людей не способны произвести впечатления, они были готовы доверять лишь своим глазам, официальным бумагам и чутью.

– Отдай ты всё в местный музей, – советовал я Журавлю. – Денег всё равно не выручишь, во всяком случае, серьёзных, а так хоть имя своё увековечишь. Создадут экспозицию, многие годы люди будут ходить, удивляться, качать головами, цокать языками… И всё благодаря кому? Николаю Журавлёву! А?

– Эх, не знаю, – Журавель терял свой предпринимательский пыл, но не сдавался.

Потом на пару месяцев он пропал: не звонил, не появлялся. Я уж было подумал, что удалось-таки продать оружие. А таится, потому что опасается, как бы делиться не пришлось – долю попрошу. Потом узнал, что Журавля убили. Лучший друг ткнул по пьянке кухонным ножом. Я в это время находился в командировке, так что и на похоронах не побывал.

Жена Журавлёва позвонила сама.

– Георгий, тут такое дело. Николай в больнице бредил, пока не отключился. Повторял всё время: «Клад Жорику отдай». Клад-то, наверное, железки, с которыми он всё носился как с писаной торбой. Так приди, забери.

Уговаривать меня не пришлось. В тот же вечер я был у вдовы. Марьяна провела меня в «кандейку» – сарайчик рядом с гаражом, где Николай оборудовал мастерскую с верстаком. На нём и было выложено оружие. Сразу бросилось в глаза, что один кинжал, больше похожий на короткий меч, Журавель всё-таки попытался переделать, но то ли не смог, то ли у него времени уже не хватило. Клинок блестел. Наждачный круг как будто полировал его, а не стачивал. Даже ржавчина кое-где сохранилась, скрытая кавернами. В составе клада не хватало одного трёхгранного наконечника стрелы, и у меча отсутствовала гарда.

Вдова не возражала против осмотра мастерской. Я порылся в выдвижных ящиках и в сундучке, где хранились инструменты, но недостающей части оружейного клада не нашёл.

– Дома в стенке есть коробка, он там разные бумаги да медали со значками держал, можно там ещё посмотреть, – предложила Журавлёва.

Мы прошли в дом.

Коробка хранила атрибуты славного милицейского прошлого старшины Журавлёва: медали за выслугу лет, удостоверения к ним, различные знаки и воинские значки ещё со срочной службы, кокарда советских времён… Взяв её в руки, чтобы поближе рассмотреть, я увидел на дне коробки небольшой камень. И замер.

Чтобы не выдать своего интереса, пришлось рассматривать и ощупывать его, не вынимая из коробки. Это был осколок мрамора размером со спичечный коробок, обработанный с одной стороны, как будто отбили край от какой-то округлой болванки. Скол был достаточно свежим, мрамор на нём явственно белел, а вот других сторон давным-давно не касался никакой инструмент: одна – тоже, скорее всего, скол, но древний, покрытый патиной, другая – слегка выпуклая обработанная поверхность со следами рыжего металла.

Меня словно кольнуло током, едва я его коснулся. А взяв его, уже был не в силах положить обратно. Не спеша стал складывать регалии обратно, прижимая камешек большим пальцем к ладони. Покончив с этим, уже вставая, словно бы невзначай уронил коробку с дивана на пол. Содержимое рассыпалось по ковру. Вдова охнула, я тут же кинулся собирать всё обратно, успев спрятать осколок мрамора в карман брюк.

Оружейный клад Журавлёва я отнёс в музей истории Шаринского района, помог с информацией для стенда. А вот кусочек мрамора оставил себе. Не могу объяснить, почему я не отдал его историкам. С того момента, как он попал в мои руки, мне хотелось хранить и оберегать его как настоящее сокровище, никому не рассказывая о нём. Казалось, что в нём содержится какая-то невероятная и удивительная тайна.

Впрочем, тайна в нём действительно содержалась. «Рыжее» на мраморе оказалось следами позолоты – и определил я это самостоятельно (пригодился богатый опыт, полученный в 90-х).