Между тем Эрика принялась промывать края раны ваткой, смоченной в какой-то прозрачной жидкости из флакончика. Потом присы́пала саму незажившую рану дезинфицирующим порошком и накрыла стерильной марлей. Затем перевязала всё чистым бинтом – и Джек стал почти как новенький. Во всяком случае, теперь он выглядел гораздо лучше, чем полчаса назад. Вид у него был совершенно блаженный, и ему явно становилось невыносимо молчать.

– Когда ему наложили гипс на ногу? – задала вопрос Эрика.

– Пять недель назад, – откликнулся Михиль. – Через три недели можно уже снимать.

Эрика кивнула, совсем как профессионал.

– Я приду его снять. Впрочем, повязку на ране надо менять не реже одного раза в неделю. Так что я в любом случае уже через неделю тут появлюсь.

Джек радостно закивал головой.

– Всё, пошли домой, – угрюмо буркнул Михиль.

Ему показалось, что Эрика как-то уж слишком разговорилась, да и ее намерение регулярно приходить в укрытие его тоже не обрадовало. Дома он прямо выскажет сестре, что на сей счет думает.

Они ушли и без приключений добрались до родительского дома.

– И речи не может быть, чтобы ты ходила туда каждую неделю, – твердо заявил Михиль.

– Что-что? – рассеянно отозвалась Эрика.

– Больше ты туда не пойдешь.

– Почему? Разве я плохо сделала перевязку?

– С перевязкой всё в порядке. Но это слишком опасно. Достаточно и того, что я сам туда часто хожу.

– Ладно. Здесь за главного ты.

Михиль недоверчиво посмотрел на сестру. В ее лице, всегда таком веселом и жизнерадостном, появилось нечто торжественное. Она чувствовала, что сделала что-то важное, что-то… настоящее. И, да, Эрика восхищалась своим «братишкой», как она его в шутку называла: оказывается, он уже давно занимается такими серьезными вещами. «Михиль – настоящий взрослый парень», – решила старшая сестра. В знак взаимопонимания она похлопала его по руке и убежала к себе в комнату. «Иногда совсем не плохо иметь сестру», – подумал Михиль.

Заботливо выполненная перевязка подействовала на Джека положительно не только в медицинском плане, но и в моральном. Через два дня, когда Михиль снова пришел к нему, он выглядел необыкновенно веселым и сказал, что чувствует себя просто отлично. Одно только по-прежнему мучило его – мысли о матери. «Понимаешь, Михиль, – объяснял Джек, – моя мать живет в Ноттингеме, и я – единственное, что у нее есть. Две мои старшие сестры умерли еще при рождении, родители страшно переживали эту потерю». Сам Джек родился тоже очень слабеньким, но всё-таки выжил. Так что мать всю жизнь лелеяла его, как тепличное растение, оберегала от малейшего ветерка. Отчасти поэтому он и подался добровольцем в военно-воздушные силы – юноша устал от постоянной опеки. Впрочем, была еще и другая причина.

– Какая? – заинтересовался Михиль.

Джек всё еще не очень хорошо говорил по-голландски, поэтому перешел на английский.

– Мой отец погиб при Дюнкерке, еще в самом начале войны, в 1940-м. Он приплыл туда на корабле, чтобы забрать наших солдат, воевавших во Франции, и вернуть их на родину. Помнишь, фрицы тогда так стремительно заняли всю Францию, что сотни тысяч англичан оказались в западне около этого городка.

Михиль кивнул.

– На его корабль упала бомба, – бесстрастно продолжил свой рассказ Джек. – Точное попадание. Не спасся ни один человек. Для меня это было огромное горе, а мама… мама тогда в одну ночь стала старухой.

– А теперь она еще волнуется за тебя.

– Волнуется? Да это слишком слабо сказано! Думаю, она не спит по ночам, весит девяносто фунтов[14], совсем поседела и вообще самый несчастный человек во всей Англии. Меня же наверняка объявили пропавшим без вести. Обычно это означает, что человек отдал концы, но порой о пропавшем неожиданно приходит известие и выясняется, что он сидит в лагере для военнопленных.

– Так что, твоя мама каждый день на почту ходит?

– Такие сообщения обычно поступают по линии Красного Креста, думаю, что она каждый день бывает в их бюро. Ты же понимаешь, как я за нее переживаю! Не знаешь, можно каким-то образом переправить ей письмо?

Михиль глубоко вздохнул. Когда на тебе лежит обязанность заботиться об английском пилоте, покоя не жди.

– Я подумаю, – ответил он. – А тебе понравилась моя сестра?

Джек прищелкнул языком.

– Чудо! – воскликнул он. – И с плечом стало намного лучше. До чего жаль, что мне нельзя с ней разговаривать.

– Такова жизнь в оккупации, – философски заметил Михиль. – Какие еще будут пожелания у подданного его величества?

– Больше ничего не надо, это самый шикарный отель, о каком только можно мечтать. Только вот моя мать, если бы ты…

– Я подумаю, – повторил Михиль.

Потом встал на четвереньки и отправился в обратный путь.

Черт побери, да как же переправить письмо от Джека в Англию? С момента оккупации Нидерландов в 1940 году нормальное почтовое сообщение со странами – противниками Германии, разумеется, прервалось. Можно было, конечно, попытаться выйти на участников Cопротивления. Михиль подозревал, что, например, тот же Дрис Гротендорст связан с подпольщиками, но не хотел раскрывать перед ним карты. «Хороший борец Сопротивления всегда одинок, – повторял он про себя. – Подпольщик должен самостоятельно выполнять свое задание и держать язык за зубами». Но образ матери Джека, застывшей у дверей Красного Креста, не покидал его. Что же делать? Правда, Михиль знал один способ переправить письмо в Англию, но вот благоразумно ли будет им воспользоваться? Как только Джек заговорил о письме, юноша сразу подумал о дяде Бене. Раз тот знал, как можно вывезти в Англию человека, – значит, сумеет доставить и письмо? Но… но это означает, что кроме Эрики придется доверить тайну еще одному человеку.

Джек продолжал упрашивать, и через некоторое время Михиль сдался и сказал ему:

– Давай, пиши письмо. Но только чтобы в нем не было ни единого слова, по которому можно догадаться, где ты находишься.

– Окей, – просиял Джек.

В своем письме он поведал, что жив-здоров, что не попал в руки к немцам, что немного ранен, но маме волноваться совсем не о чем, и что о нем заботится отличный парень («a fine young man») шестнадцати лет. И хотя последние слова были Михилю очень приятны, он потребовал, чтобы Джек их вымарал. Как тот ни спорил – что при его скромном знании голландского языка звучало довольно комично, – письмо ему всё же пришлось переписать.

Дядя Бен появился в доме ван Бёзекомов спустя два дня. Михиль пригласил его на прогулку и поинтересовался:

– Когда-то вы рассказывали мне о том, как возвращают на родину английских военных. А письмо в Англию возможно переправить?