Тонкими угловатыми фигурами, мягкими пустыми глазами и слаженными движениями, подростки напоминали стадо африканских страусов Эму. Хлопнешь в ладоши – и сорвутся в бег единым порывом, повинуясь инстинкту леммингов…

Трансы с зачёсанными вверх, наподобие шапочек из крема, электрических расцветок волосами. На скулах поблескивают интерактивные татуировки, веки посеребрённые, отливают металлом, губы растянуты в предвкушающих улыбках. Прошлый век. Модные на той неделе брэнды Идише-Джейма.

Бледные, с сальными волосами и плащами, в которых они похожи на барочных горгулий, готик-наци. На носках ботинок – шипы, на каблуках отливают металлом шпоры с наконечниками в виде сюрикенов… Их Мирон обошел по широкой дуге. Готик-наци употребляли совсем запредельную безбашенную химию, которая за месяц-другой превращала их печенки в фарш, а мозги – в голубиный помёт.

Дергаными движениями голов и пустым, неподвижным взглядом они напоминали чёрных ворон.

Мирон понял, что значительно старше большинства фанатов. И гораздо лучше одет. Он пожалел, что поддался волне финансовой вседозволенности – куртка из настоящей кожи выделялась в море микрофибры и латекса, как черный мусорный мешок в стайке ярко раскрашенных рыбок…

       Наконец он заметил многообещающую фигуру. Худенький темнокожий парнишка в нелепой шапке-ушанке ядовито-розового цвета, дутой куртке и джинсах, так плотно обтянувших тощие богомольи ножки, что казалось, это – вторая кожа.

Вот один из страусиных подростков отделился от стада, и подойдя к розовошапочному, изобразил замысловатое движение правой ладонью. Парнишка ответил, ладони на мгновение соприкоснулись… Могло показаться, что встретились старые знакомые, если б не почти невидимый, прозрачный прямоугольник, перекочевавший из одной ладони в другую.

Мирон был уверен, что кроме него, этого обмена никто не заметил. Полицейские, бдительно охранявшие входы на стадион, на толпу вне очередей внимания не обращали. Даже на драки они не реагировали – что поделаешь, подростки. Прыщи и гормоны. К тому времени, как начнут пускать на стадион, они станут паиньками. Иначе лишатся возможности пускать слюни и мастурбировать втихаря на своего идола…

Дождавшись, когда с рядом с пушером никого не будет, Мирон сделал свой ход.

В отеле он приобрел несколько фишек для казино, стоимостью в десять, тридцать и сотню коинов. Во многих местах их принимали точно так же, как и деньги. Небрежно подбрасывая красную фишку – сто коинов – он встал рядом с парнишкой. Затем, носком ботинка – нового, восхитительно тёплого, из толстенной, как шкура бегемота, кожи – нарисовал в снегу восьмиугольник. Парнишка еле заметно кивнул.

Тогда Мирон присел – шнурок развязался, надо затянуть потуже. Рядом плюхнулся пакетик, перетянутый пластиковой стяжкой.

Оставив в снегу фишку и забрав пакетик, Мирон не оглядываясь пошел прочь.

Камеры. Они были везде: на фонарных столбах, под карнизами крыш, в ветвях деревьев, на урнах и скамейках… На форме полицейских, как третий глаз – только не на лбу, а прямо посреди груди. Программы распознавания лиц вычисляли нарушителей с никого не удивлявшим постоянством. Плюнешь мимо урны – и штраф придёт обязательно.

Раньше, в прошлой жизни, у Мирона были друзья, которые знали все слепые зоны наперечет и умели оставаться невидимыми. А еще они умели отводить камерам глаза, делать коррекцию – замещать одно видео другим так искусно, что даже Иск-Ины – настолько умные, насколько могли себе позволить спецслужбы – не могли обнаружить подделки…

Нащупывая вожделенный восьмиугольник сквозь пластиковый пакет в кармане, заранее чувствуя привкус меди и олова на языке, Мирон предвкушал дексаминовую волну. Как она поднимется по позвоночнику, сметая комплексы, барьеры и страхи, делая его бесшабашным и веселым.

Пакет оказался крепким, он никак не поддавался – работать пришлось пальцами, не вынимая руки из кармана. Наконец пластик лопнул по шву – и таблетка послушно выкатилась в ладонь. Осталось поднести руку ко рту, сделав вид, что кашляешь…

– Дыханье сжалось в груди

Толпой окружен.

Хочется вынуть меч…

Мирон не сразу понял, что обращаются к нему.

Человек был обыкновенным. Серая шапка-пидорка, серое пальто из микрофибры – дешевое, удобное, тёплое – в таких ходит половина Москвы; серые, заляпанные уличной грязью ботинки на новомодных магнитных липучках.

Дёшево и сердито – так, кажется, повторяла мать, притаскивая домой эти громадные, литров на пять, бутылки с молекулярным мартини… Никакой разницы с настоящим, а цена в три раза меньше.

– Не советую, господин Орловский.

Господином Орловским всегда был отец – профессор математики в МГУ. Потом – его старший брат. И вот теперь…

– Что именно не советуете?

– Дексамин. Пагубно воздействует на когнитивные функции.

Свело челюсти. Два года, не меньше… – промелькнуло в голове. За употребление наркотиков в общественных местах светило два года принудительного пребывания в Нирване – без Минуса, без выходов в Плюс, без нормальной еды… Деньги шли в государственную казну, а человек за два года выгорал подчистую. Два года, шестьсот тридцать дней полного блаженства и счастья – и тебя больше нет. Стёрли.

– Это не ваше дело.

– К сожалению, моё.

– Вы коп?

– Я – Технозон. У меня для вас работа.

– Но я уже и так на вас работаю. Михаил…

Восьмиугольник начал потихоньку крошиться и Мирон вытащил руку из кармана. Подавив желание облизать пальцы…

– Господин Орловский, – перебил серый человек. – Я хочу, чтобы вы нашли господина Орловского.

– Это что, шутки у вас такие? – Мирон был почти взбешен. Декс жег карман, от серотонинового голода кружилась голова и тихонько звенело в ушах, а этот кретин играет с ним в шарады. – Шеф безопасности Технозон был у меня. Я УЖЕ на вас работаю, понятно? Так что отцепитесь.

– Никаких шуток. Просто мы вынуждены… пересмотреть условия соглашения. Наверху решили, что Михаил был… слишком мягок с вами, господин Орловский.

– Мягок? Да он обещал отправить по моему следу технопса, если я не справлюсь.

– Считайте, что это я, господин Орловский.

Незнакомец коротко улыбнулся и на клыках его сверкнули серебряные наконечники. Зрачки в глазах быстро-быстро сократились несколько раз, как объектив древнего фотоаппарата в момент съёмки, а тонкие ноздри хищно задрожали.

Мирон отшатнулся.

О клонах корпораций ходили легенды. Никаких близких, друзей – их семьёй была Компания. Супернавыки – интеллект, боевые искусства – всё, что захочет вставить им в головы фирма-изготовитель. У них нет души, – говорили люди.

– Пока вы работаете на нас, придётся отказаться от любых психотропных препаратов, господин Орловский, – повторил клон, будто и не было этого представления с клыками.