С Никитой Борзых, высоким красивым парнем с чернымицыганскими глазами, она училась в одном классе, и все знали, что наглыйкрасавчик Борзых пасует только перед Ксеней Пестовой. Однако дразнить Борзыхникто не решался: в поселке о нем и о компании, которой Никитапредводительствовал, ходила дурная слава. Пятеро крепких, накачанных,спортивных ребят ходили лениво, смотрели пренебрежительно, дорогу никому неуступали. Илья Иванович, Ксенин папа, говорил о Никите – «харизматичныйпарень», а мама каждый раз морщилась так, что Ксене сразу становилось понятно:харизматичность Никиты маме глаза не застит, и к Борзых она относится точно также, как и сама Ксения, – насмешливо-пренебрежительно.

Свое отношение к однокласснику девушка не скрывала, но,несмотря на это – а может быть, именно потому, – Борзых таскался за нейкак хвост, пытался ухаживать сообразно своим представлениям о «красивом» ирьяно отваживал других ухажеров. В представления о красивом входили семь илитринадцать бордовых роз в блескучей целлофановой обертке по мало-мальскиподходящим поводам в виде дней рождения и Восьмого марта, небрежные поигрываниямускулами при встрече, а также показательное избиение потенциальных соперников.Впрочем, последнее Ксения быстро пресекла.

– Ксюша, он даже в чем-то трогателен… – задумчивоговорил отец, изучая очередные бордовые розы, обернутые в пакет и перетянутыезолотой бумажной ленточкой. – Ты к нему несправедлива.

Ксения не хотела соглашаться с папой. Борзых невероятнораздражал ее своей наглостью в сочетании с уверенностью, что весь мирпринадлежит ему по праву сильного – во всяком случае, часть этого мира в видепоселка Фабричный.

Однако на школьном выпускном, хлебнув в женском туалете«Амаретто», Ксеня с непривычки захмелела настолько, что позволила Борзыхпроводить себя до дома и даже поцеловать в подъезде. Неприятнее всего еепоразил не сам поцелуй – слюнявыми требовательными губами Никита раздвигал еегубы и прижимал девушку головой к шершавой стене так сильно, что у нее заболелзатылок, – а то, что Борзых воспринял происходящее как должное.Отстранившись от Ксении после первого поцелуя, он удовлетворенно спросил:

– Чего ломалась-то столько лет? Выпускного хотеладождаться, чтобы все красиво получилось?

Первый поцелуй стал и последним. Когда ошеломление от словБорзых прошло, Ксения изо всех сил оттолкнула его от себя, и парень слетел внизпо лестнице, чуть не упав, но в последний момент схватился за перила.

– Что я такого… – начал было он, но девушка уже неслушала – она стрелой взлетела на свой этаж, быстро отперла дверь тамбура изахлопнула ее перед носом подбежавшего Никиты, досадуя на саму себя. «В чем-тоон даже трогателен, – передразнила она отца. – Трогателен, как же!Тьфу!»

Ксения уехала в Анненск, поступать в институт, а Борзых пошелв местный колледж. Она не интересовалась его судьбой, а после того случаяизбегала вспоминать о Никите – память сразу услужливо подсовывала боль взатылке и ощущение чужого липкого требовательного рта, прижимавшегося к еегубам, из которого несло дешевой водкой.

Как-то раз зимой, вернувшись на каникулы к родителям, к томувремени уже купившим дом в районе Лежебяки, Ксения шла по улице и нос к носустолкнулась с молодой женщиной, в которой не сразу узнала свою одноклассницу –Аллу Богданову. Аллу, которую отчего-то все звали Лялькой, Ксеня не то чтобы нелюбила, но старалась не замечать. Не из-за высокомерия, которого в ее характерене было вовсе, а оттого, что Лялька была девчонкой странной и неприятной,обладавшей способностью цепляться как репей к кому ни попадя. Невысокая,грудастая, с плоским белым лицом, черты которого были ею унаследованы отбабушки-монголки, бойкая и вечно остервенелая Алла созрела раньше, чем всеостальные девочки в классе Ксении, и сразу стала пользоваться успехом умальчиков. Конкуренцию ей не мог составить никто, однако, несмотря на это,девчонок Лялька ненавидела искренне, от души, и не упускала случая этуненависть показать. Подруг у нее не было, приятельствовала она исключительно спарнями, причем слухи об этой дружбе ходили нехорошие, гаденькие,пересказываемые шепотом в школьных коридорах.

Пожалуй, кроме Ксении, Богданова была единственным человекомво всей школе, ничуть не опасавшимся Никиту Борзых. Больше того – он и сам еепобаивался. Тому были причины. Лялька частенько впадала по пустякам в бешенствои в таком состоянии становилась страшна: темные глаза начинали неудержимокосить, и зрелище это было пугающее, а вовсе не забавное. Волосы Алла однимнебрежным движением руки перекручивала так, что они собирались в подобие хвоста,и вдоль лица оставались висеть две пряди, похожие на черную сгоревшую траву.Для устрашения она могла и зубы оскалить, а один раз завизжала – натуральнозавизжала на весь этаж, так что прибежали учителя и два завуча. К парням Аллабыла благосклонна, а вот девчонки ее нешуточно боялись – куда больше, чем тогоже Борзых.

Несмотря на это, наткнувшись на Аллу, Ксения почтиобрадовалась. Часть ее одноклассниц разъехалась по другим городам, две и вовсеэмигрировали из страны, и, возвращаясь в любимый Тихогорск, девушка ловила себяна том, что скучает по тем, с кем вместе училась.

– Алла, привет! – Она радостно схватила руку вбелой варежке и потрясла, по старой привычке здороваясь рукопожатием.

– Ты что здесь делаешь? – напористо спросилаЛялька, не здороваясь и выдергивая руку. Она-то одноклассницу узналамоментально, и в глазах ее загорелась ненависть.

Ксения немного растерялась: в школе они почти не общались, итакой реакции она не ожидала.

– К родителям приехала.

– Надолго?

– На две недели.

– И сколько уже прошло?

Ксения замолчала, отстранилась от Ляльки, оглядывая ее. Запрошедшие четыре года та сильно изменилась: черноволосая девчонка исчезла, ееместо заняла молодая женщина с некрасивым, но интересным лицом. В школеБогданова не красилась, теперь же яркий макияж прибавлял ей возраста. Тольковыражение глаз осталось прежним – беспокойным и агрессивным.

– Приятно было пообщаться, – иронично сказалаКсеня и развернулась, чтобы уйти.

– Нет, ты подожди!

Алла ловко ухватила ее за отворот дубленки и с силой притянулак себе, так что Ксеня взмахнула руками в попытке удержаться на ногах и неупасть на обледеневший асфальт.

– Ты подожди, – повторила Алла, и в глазах еепоявилась знакомая Ксене бесноватость. – Ты сначала послушай меня изапомни: четыре года мы тебя здесь не видели и еще десять лет не хотим видеть.

– Это ты о себе теперь так говоришь – «мы»? –поинтересовалась Ксеня, скидывая руки Богдановой со своей дубленки. –Скромно, во множественном числе? Вот так, Ляля, с простого комплекса Наполеонаи начинается паранойя.

– Шуткуй-шуткуй, Пестова, – негромко, снескрываемой угрозой в голосе проговорила Алла, и простонародное «шуткуй»резануло Ксене слух. – Дошутишься, смотри… Увижу тебя рядом с Никитой –порежу сразу. Ты не думай, что я тебя пугаю. Я и правда порежу, – уже безугрозы, просто и как-то буднично добавила Богданова.