ты не… ‒ Слова застревают в горле, поэтому я просто пожимаю плечами.

‒ Я что, Кая?

Он прислоняет голову к дверному откосу и смотрит на меня так, словно видит мою душу насквозь. Никто никогда не смотрел на меня так. И боюсь, никто не будет.

Он причиняет мне боль, даже не желая этого.

‒ Ты не можешь быть со мной, потому что я не нравлюсь тебе так, как ты мне, ‒ шепчу я.

Тень вымученной улыбки скользит по его губам. Тем, которые я поцеловала, и тем, которые остались неподвижными.

‒ Не по этой причине, Кая, ‒ тихо отвечает он.

Я прикрываю глаза и хмыкаю: разве причина имеет значение?

‒ Ты мне ничем не обязан, Данте. Тебе не нужно было проделывать весь этот путь, чтобы сказать мне то, что я и так знаю.

Я очень стараюсь говорить спокойно, но внутри меня все переворачивается.

‒ Думаешь, знаешь? ‒ горько усмехается он, потом отталкивается от двери, неторопливо подходит к кровати и опускается передо мной на корточки. Теперь ему приходится приподнимать голову, чтобы смотреть мне в лицо. А я сжимаю пальцы на покрывале, борясь с искушением зарыться ими в его волосы.

‒ Помнишь, я обещал, что не причиню тебе вреда?

Помедлив, я киваю.

‒ И мне очень хочется сдержать обещание, но, боюсь, я для этого все еще очень эгоистичен, ‒ с поражением признает Данте.

Я морщу лоб, не понимая.

‒ Разве быть со мной – это проявление эгоизма?

‒ Ты даже не представляешь, насколько. ‒ Он протягивает руку и с щемящей сердце нежностью отводит влажную прядь с моего лба, а затем кончиками пальцев гладит щеку, и я даже не уверена, отдает ли он отчет в том, что делает. ‒ Я худший выбор, который ты могла сделать, Кая.

Я моргаю: то, как он говорит о себе, отзывается во мне с болью.

‒ Это неправда, ‒ упрямо качаю головой, чем вызываю его безрадостную улыбку.

‒ Ты такая красивая! ‒ вдруг выдыхает Данте с надломанным трепетом.

Что, черт возьми, он делает?! Это какой-то новый вид пыток?

‒ Ты не можешь… Не можешь говорить так и при этом отбирать у меня надежду! ‒ внезапно злюсь я, отталкивая его от себя.

Данте теряет равновесие, но удерживается, упершись руками в пол. Он садится напротив меня, но больше не пытается прикоснуться ко мне. Молчит, обхватив руками голову, и смотрит в невидимую точку на полу.

А меня трясет от бессильной злости и разочарования.

‒ Лучше бы ты не приходил! ‒ кричу я, глядя на него сверху вниз. ‒ Уж как-нибудь пережила бы, что ты меня не хочешь! Ничего ведь не было! Еще ничего не было, Данте!

Он поднимает голову, смотрит мгновение и вдруг начинает смеяться, но это нехороший смех – какой-то горький, роковой – у меня от него мурашки по коже. Он стихает так же резко, как и начинается.

Данте кивает.

‒ Ничего. Ты права. Еще не поздно остановиться.

Я в растерянности жму плечом. Резкая смена его настроений сбивает меня с толку.

Он опять кивает, словно что-то для себя решив, потом поднимается и идет к двери. В недоумении таращусь ему в спину. Думаю, что Данте сейчас уйдет, и когда он берется за ручку, уже в этом уверена, но ручка остается неподвижна.

Данте прислоняется лбом к двери, не двигаясь с места.

‒ Черт! ‒ со злостью ругается он. ‒ Кая, ‒ зовет он, стоя ко мне спиной, ‒ пожалуйста, скажи, чтобы я ушел. Скажи, чтобы убирался нахрен, ‒ с мольбой просит он.

‒ И не подумаю!

Я не хочу, чтобы он уходил. И теперь, когда вижу, как он борется с собой, не хочу этого вдвойне.

Он разворачивается, прислоняется затылком к двери и долго на меня смотрит, будто прикидывая, что со мной делать.

Скрестив руки на груди, я с вызовом смотрю на него в ответ: не собираюсь облегчать ему задачу избавиться от меня.

‒ Я не подхожу на роль твоего парня. Вообще чьего-то парня.

Он все еще пытается меня отпугнуть.

‒ Знаешь, Данте, как для того, кто не хочет связывать себя отношениями, ты слишком много усилий прикладываешь, ‒ заявляю я.

Он фыркает.

‒ Я делаю это, потому что ты, Кая Стерано, чертовски сильно мне нравишься.

Мой пульс пускается в какой-то безумный пляс, хотя я сохраняю внешнюю невозмутимость.

Данте вновь подходит ко мне, и с каждым его шагом мое сердце бьется все громче и громче.

‒ Что ты делаешь? ‒ настораживаюсь я.

‒ Собираюсь поцеловать тебя, ‒ спокойно отзывается он.

Данте становится коленями на покрывало, нависая надо мной, и мое лицо оказывается в его ладонях.

‒ Я сделал все, чтобы предупредить тебя, и я пытался бороться, но думаю, потерпел поражение, едва начав, ‒ шепчет он напротив моих губ.

Я по-прежнему сижу не шелохнувшись. Внезапно чувствую легкую панику.

‒ Я не буду спать с тобой! ‒ выпаливаю я, отчаянно краснея. ‒ То есть – не вообще, но не сейчас, ‒ волнуясь, я становлюсь путанной. ‒ Просто… пока не готова.

Хочу, очень сильно хочу его, но понимаю, что еще слишком рано.

‒ Хорошо, ‒ серьезно кивает парень. ‒ Потому что я и сам еще не готов. Но сейчас я хочу поцеловать тебя, Кая. Просто поцеловать.

Нифига это не просто поцелуй. К этому поцелую можно подобрать множество прилагательных, но назвать его «простым» будет преступлением. Потому что это самое волнующее и волшебное, что мне приходилось переживать прежде.

Данте ласкает мои губы своими. Его язык толкается между ними, и я с готовностью пускаю его в свой рот, издав вздох удовольствия. Очень умело, с нужным напором, он посасывает мои губы, кружит языком вокруг моего и все больше и больше распаляет меня.

А ведь он почти еще не касался меня!

Его руки гладят мое лицо, мягко тянут за волосы, пока его рот соблазняет, провоцирует и занимается любовью с моим ртом. Мне нравится ритм, которому он следует, и та не подавляющая доминация, которую чувствует мое тело.

Голова кружится, туман заволакивает сознание. Мне необходимо помнить, почему мы не можем заняться сексом прямо сейчас, но на самом деле это сложно. Мое тело молит об этом, нуждается в том, чтобы Данте ласкал его до полного изнеможения.

Мне страшно, потому что вдруг осознаю, какая я на самом деле слабая перед ним. Ему достаточно сказать только слово, как я соглашусь на все.

Но Данте не говорит, и втайне я рада этому, потому что