поэтому важно смотреть на мир объективно. Теперь ты увидел себя со стороны – что думаешь? Нашел, что искал?

– А что я должен был искать?

– Проблему, твою проблему! – Проводник убрал руку с плеча и повернул мою голову к небу. – Я тебе объяснял: в одной руке человек держит проблему, в другой – решение. Знаешь, в чем тут загвоздка?

Он заложил руки за спину и продолжил:

– Загвоздка в том, что ты даже не знаешь, какую проблему тебе надо решить. И как тогда быть?

– Моя проблема – это…

Меня прервал шум. Это Рю перелетел через лестничный пролет, держа в руке физкультурную форму. Он подошел к Беруше и протянул одежду:

– Это костюм парня на год нас старше. Смотри не порви…

– Да знаю я, знаю, все будет хорошо. Что бы я без тебя делал, Рю! – поблагодарил Беруша и убежал.

Вздохнув, Рю вернулся в кабинет.

– Ты не знаешь или не хочешь знать, что с тобой не так, – сказал Проводник Душ, заглядывая в класс через окно в коридоре. – Я прав?

Затем он повернулся ко мне и подмигнул. Из класса донесся смех учеников – это учитель пытался разрядить обстановку и развеселить их.

– Тебе грустно смотреть на смеющихся одноклассников и учителя? – спросил Проводник Душ.

Удивительно, я только подумал об этом!

– Почему вы спрашиваете?

– Да так, – ответил он и подошел ближе. Ему явно было неловко. – Я настроился на частоту твоей души.

Значит, он читал все мои мысли? Нет, не может быть. Частота души и чтение мыслей – совершенно разные вещи.

– Нет, я читал не все твои мысли. Зачем мне это? – ответил Проводник, снова предвосхищая мой вопрос.

«Ну хорошо, надеюсь, у вас получится прочитать еще кое-что…» – подумал я, не отрывая взгляда от Проводника.

Спустя несколько мгновений он потряс головой и пригрозил:

– Прекрати. Не забывайся, я все еще охотник за душами. Оказывается, ты весьма красноречив, когда дело доходит до бранных слов. Понимаю, ты долго держал чувства в себе и наконец нашел, на кого их вывалить, но дальше я слушать не собираюсь.

Проводник Душ прокашлялся и уже хотел было уйти, но мое «подождите» остановило его.

– Что вы только что имели в виду? – спросил я.

– Беспокоишься, что твоя брань задела меня?

– Нет, я о другом.

Проводник надел черный капюшон.

– Так ты о подавленных эмоциях? Ты знаешь о них лучше, чем кто-либо. Как будет свободная минутка, подумай, какие эмоции ты чувствуешь на самом деле.

Я промолчал.

– Настройся на волну своей души. Хоть я и Проводник, я не могу слышать твое сердце так, как ты.

После этих слов он пошел прочь и скрылся за стеной коридора.

– На волну моей души? – спросил я, но отвечать уже было некому.

Я медленно подошел к кабинету и через окно коридора увидел незнакомого мне Ын Рю. Вот, значит, как я выглядел на уроках, вот каким меня видели окружающие. Самым странным и незнакомым существом в этом мире для меня стал я сам. Это как вплотную разглядывать фотографию: главного различить не получится. Придется сначала отдалиться на пару шагов. Это оказалось не так уж просто. Я с самого начала не хотел быть частью фотоснимка, не хотел смотреть на него. Возможно, я всю жизнь отворачивался. Таким был прежний Ын Рю. Из-за страха стать изгоем он никогда не говорил прямо, что думал.

Я долго глядел себе в спину. В декабре по школьным коридорам гулял прохладный ветер. Откуда-то донесся знакомый голос, я закрыл глаза и попробовал настроиться на волну моей души.

– Думаешь, Рю все еще ревнует к брату?

– Мне кажется, да. Они пока совсем маленькие. Даже если сначала весело играют, все равно что-то не поделят. А Ван такой слабенький, с ним нужно быть очень осторожным: даже легкое прикосновение может напугать его или навредить. Я, сама того не желая, постоянно ругала Рю. А Ван плохо говорит, поэтому мне не остается ничего другого, кроме как оберегать его.

– Все братья и сестры ссорятся и обижаются друг на друга. Как будто ты со своей сестрой всегда умела договариваться! Хотя, конечно, с моими внуками все сложнее.

– Рю старше Вана всего на два года, и ему наверняка неприятно слышать, что он должен уступать младшему. Скорее всего, думает, что я люблю только Вана, поэтому стал себя так вести. Мама, мне очень тяжело. Моим сыновьям ужасно не повезло с матерью…

– Ну что ты, не плачь. Ты хорошая мама, хорошая. Что тебе остается делать? Ты же не можешь бросить своего больного ребенка. А зять мой до сих пор в две смены работает?

– Да, мне очень жаль, что ему приходится работать и днем и ночью, но диагностика сейчас недешевая.

– Не говори «мне очень жаль», он все-таки отец, тебе нужно его поддерживать и подбадривать, – наставляла бабушка и, не услышав ответа, продолжила: – Я пригласила вас к себе не просто так, есть разговор. Я долго размышляла… Рю ведь в следующем году пойдет в школу, да?

Если бы в тот день стояла зима, смог бы я уснуть? Даже в самые жаркие и душные дни мы не включали кондиционер: Ван заболевал даже из-за легкого ветерка. А я, наоборот, плохо переносил жару. Возможно, будь на улице холоднее, я бы не ворочался под тяжелым бабушкиным одеялом и не услышал бы разговор в соседней комнате. Почему тогда было лето? Почему я запомнил их слова? С того дня прошло уже десять лет. Брат, который когда-то хватал и тянул в рот все мои игрушки, покинул этот мир.

После той ночи я сильно изменился. С детства я жил с братом, который очень отличался от других, поэтому мне рано пришлось повзрослеть. Сверстники жили, не зная забот, в то время как на мне всегда лежала ответственность за Вана. Я сам возложил ее на собственные плечи, хотя и не до конца понимаю, что тогда мною двигало. Может, то была естественная реакция? А может, я, как львенок, во всем хотел быть похожим на маму и повторял за ней.

Во втором классе я попросил ее: «Учитель сказал, что завтра мы будем делать поделки с осенними листьями. Мне нужны сами листья, клей для дерева, цветные карандаши или восковые мелки. По пути домой я уже собрал листики, а карандаши у нас есть в классе. Можешь дать мне денег на клей, я завтра утром зайду в магазин?» Для ребенка восьми лет я говорил на удивление четко и по существу. За моими домашними заданиями никто не следил, я