Хорошо, что она провела восемь лет в Лондоне. За это время она научилась самоконтролю и дисциплине. Он не мог ее раскусить.

- Как прошел ваш день, синьор Уберто? - спросила она с легкой улыбкой.

- Много звонков и онлайн-совещаний. Нью-Йоркская фондовая биржа показала на этой неделе свою неустойчивость и переменчивость. Больше звонков и консультаций, чем обычно.

Он посмотрел на детей, которые явно скучали от умных и непонятных слов.

- Кажется, они устали.

- Они заскучали от бирж и рынков.

Моне взглянула на детей. Десерт съеден или почти съеден. Антонио зевал во весь рот.

- Да, кажется, пора спать, но ты только пришел.

- Они привыкли.

- Марку, это неправильно, - не выдержала она, не заметив, что назвала его при детях по имени. - Я имею в виду, синьор… - добавила Моне.

- Можешь обращаться ко мне «Марку».

- Но мисс Шелдон…

- Она работает по найму, а ты… - голос его дрогнул, - я даже не знаю…

Моне раскраснелась, тепло разлилось по всему телу.

- Друг семьи?

- Да, пожалуй, - согласился он хрипловатым голосом.

В глазах промелькнуло что-то, из-за чего Моне почувствовала, что на самом деле он другое имеет в виду.

- Уже поздно, - решительно сказал он, вставая из-за стола.

К кофе и десерту он не притронулся.

- Отведи детей в спальню, не то они уснут прямо за столом.

- Хорошо, - ответила Моне и встала. - Пойдемте, милые, я провожу вас наверх, пора готовиться ко сну.

Дети поцеловали отца перед сном, потом он выпрямился.

- Когда уложишь детей, спустись в гостиную, хочу обсудить план на каникулы, - обратился он к Моне.

Спускаясь из детской в гостиную, Моне ненавидела себя за бешеный пульс. В животе порхали бабочки, а сердце переполняло воодушевление. На что она надеется?

Одна из работниц помогла найти гостиную, которую Марку предпочитает по вечерам. Моне тихонько приоткрыла дверь и увидела, что он сидит в кресле перед огнем и листает газету. Она вошла, он тут же обернулся.

- Спят? - спросил он.

- Да, - кивнула Моне.

- Сложно было? - спросил Марку и, сложив газету, отложил ее в сторону. - Ведь ты первый раз укладывала их.

- Сначала они болтали, я не мешала, им нужно было поделиться впечатлениями за день. Потом я рассказала сказку, мы прочитали молитву, и они уснули.

- Они же в двух разных спальнях. Как ты смогла это сделать?

- Мы были все вместе, а после молитвы я уложила каждого в свою кроватку.

- И они не протестовали?

- А должны были?

Марку замялся.

- Когда я их укладываю, они не хотят ложиться.

Моне скрестила руки на груди, чувствуя себя гувернанткой из исторического романа, которую вызвал для объяснений хозяин. Ей совсем не понравилось это чувство. Ей не нравилось объясняться перед Марку.

- Могу я сесть? - спросила она, - или мисс Шелдон стоя отчитывается?

Марку долго и пристально смотрел на нее, потом уголок его губ пополз вверх в улыбке.

- Садись, где хочешь.

Моне осмотрелась. В комнате было две зоны, несколько кресел и стульев располагались у камина рядом с Марку, другие в дальнем углу. Пришлось выбирать из ближних. Обивка была мягкой, приятной на ощупь, а подушки под спину - удобными. Моне расположилась и почувствовала себя лучше.

- Я знаю, почему дети не хотят спать, - сказала она, - если тебе интересно мое мнение.

- Ты здесь всего день, - мягко ответил он.

- У меня было достаточно времени, чтобы подумать, проанализировать, что я увидела и услышала. Дети хотят больше времени проводить с тобой, им не хватает внимания, вот и ложиться не хотят.

Марку молчал, потом пожал плечами и ответил:

- Я люблю их, но не могу быть мамой и папой. Что бы я ни делал, всегда будет мало.

- Им нужно твое время, любовь и общение.

- Ты так говоришь, потому что у тебя нет детей.

- Да, но и нет чувства вины, как у тебя. Я делаю свою работу хорошо, меня не за что чихвостить.

Он поднялся, не отрывая от нее взгляда.

- Хочешь выпить? Шерри или портвейн?

Моне открыла было рот, чтобы отказаться, но подумала: почему нет? Сегодня можно. С детьми хлопот не было, но день был полон переживаний и нервов, как и любой первый рабочий день. Она чувствовала, как напряжена шея и спина.

- Не откажусь, - сказала она.

Марку пересек комнату, подошел к столу, где стояли хрустальные графины и бутылки с известными дорогими лейблами. Он все еще был одет в черные шерстяные брюки и кашемировый джемпер, который выгодно подчеркивал статную фигуру. Кожа его сияла здоровьем, а черные волосы блестели под лампами. Он потянулся и достал бутылку с ликером и небольшие рюмки.

- Думаю, тебе понравится, - сказал он и налил ей и себе.

Они неосторожно соприкоснулись пальцами, когда он передавал ей ликер. Тут же по телу пробежал огонек даже от такого незначительного прикосновения, а сердце учащенно забилось. Переживая, что он может что-то заподозрить, она тут же уткнулась в напиток и вдохнула его насыщенный аромат вишни, шоколада и высушенных на солнце фруктов.

Моне глотнула и вспомнила, как проводила летние каникулы с семьей Марку. Его отец снял огромную виллу с большим бассейном. Она не вылезала из него целыми днями. Для тринадцатилетней девочки это были самые классные каникулы, особенно когда Марку приехал на три недели. Для нее он был богом - загорелый, сильный, подтянутый и невероятно обаятельный. Она не могла смотреть на него без желания прикоснуться и поцеловать. Он болтал о девчонках, с которыми встречался, а она молча мечтала быть одной из них.

Жар от портвейна смешивался с ноющим чувством несбывшейся мечты.

Что толку вспоминать прошлое. Ничего хорошего из этого не выйдет.

- Итак, Виттория, - сказала Моне, пытаясь сосредоточиться на деле. - Как вы познакомились? Какие-нибудь пикантные подробности? - спросила она как можно непринужденнее.

Он удивленно поднял бровь и опустился в кресло.

- Ничего интересного. Без романтики. Я женюсь ради детей, так что…

- Значит, - протянула Моне, - ты ее… не любишь?

- У нас симпатия.

- Звучит ужасно.

- С Галетой брак был по расчету, но она оказалась любящей матерью и души в детях не чаяла.