- Значит, обязанность Виттории - заботиться о детях, которых родила Галета?

- Что за вопрос?

Моне закусила губу. Как сильно он изменился. Раньше он был любящим, нежным, добрым, остроумным. Она скучала по нему прежнему, именно такого отца достойны его дети.

- Хотела бы я сказать, что восхищаюсь женщиной, которая согласилась на такую жизнь, но не могу. Мама была бы счастлива выйти замуж за какого-нибудь состоятельного мужчину, чтобы тот содержал ее. Вместо этого она провела всю жизнь, так и не став невестой. Она хотела казаться независимой, но в глубине души страдала от неприкаянности. Она жила только за счет таких мужчин, как твой отец.

- Он заботился о ней до последнего дня, - сказал Марку.

Моне тяжело вздохнула и закрыла глаза.

- Прости, я не должна так много говорить, ты меня не для этого позвал. Давай перейдем к делу.

Он усмехнулся:

- Ты неожиданно стала еще более официальной, чем моя чопорная мисс Шелдон…

- Я здесь, чтобы помочь, - серьезно сказала Моне. - Какой у тебя план? Когда ты уезжаешь? Есть ли что-то, что мне нужно знать?

- Я уеду послезавтра, сначала в Палермо, затем в Рим, вернусь в четверг.

- Как ты все это успеешь?

- Мой личный вертолет прибудет в Аосту завтра во второй половине дня, с восходом солнца в среду мы вылетим в Рим. Если погода позволит, то после обеда в четверг я уже буду дома. Если погода испортится, то поеду на машине из Милана.

- Значит, мы ждем тебя в четверг.

- Да, я бы хотел провести вечер с детьми, в пятницу уеду в Рим, чтобы забрать Витторию.

Моне еле сдержалась. Он и дня не выделил на детей перед поездкой. Вместо этого она лишь кивнула. Это не ее дети, а временная работа.

Несмотря на старания, он что-то прочитал на ее лице, потому что нахмурился и спросил:

- Ну а теперь что я не так сказал?

- Ничего, не важно.

- Нет, важно. Я хочу понять.

- Нет, - ответила она тихо, но уверенно.

Он процедил сквозь зубы:

- Я знаю тебя, как никто в нашей семье.

- Это ни о чем не говорит, - заспорила Моне, - если бы ты меня знал, ты бы… - Она оборвалась и крепко сжала губы, пытаясь сдержать весь ворох накопленных обид, который вот-вот вырвется наружу.

Гнев и боль переполняли. Это отравляло каждый день ее существования. Она снова чувствовала себя маленькой девочкой, неловкой, угловатой, с матерью, которая никогда не имела своего угла.

- Я бы что? - переспросил Марку.

Она отрицательно покачала головой. Нужно двигаться дальше, пережить эти три недели и вернуться к нормальной жизни. Тогда она сможет навсегда забыть о Марку Уберто.

- День выдался длинный, я устала, лучше пойду к себе.

- Конечно, - коротко ответил он и встал.

Она тоже встала.

- Увидимся утром?

- Скорее всего, нет, постараюсь быть к ужину.

- Если ты не против, не буду говорить детям про совместный ужин, чтобы они не расстраивались, если ты не придешь. Лучше не обнадеживать.

- Это замечание?

- Нет, просто не нужно обещать того, что не сможешь выполнить наверняка.

- Я стараюсь изо всех сил. - Он подошел к ней вплотную. - Ты не знаешь, через что я прошел, когда умерла Галета. Один с новорожденным на руках и двумя маленькими детьми. Это изменило меня.

- На правах человека, который раньше был тебе другом, повторюсь: детям нужно нечто больше, чем мать по документам. Им нужен ты, забота…

- Но я забочусь!

- Тогда не бросай их на Рождество, останься!

- Но Виттория ждет предложения, она ясно дала это понять.

- Привези ее сюда. Можете провести праздник в кругу семьи, а потом поедете кататься.

- Мы вернемся сюда после поездки. Это всего одно Рождество. У детей их будет еще много.

- А что, если она захочет кататься в горах или романтическое Рождество каждый год?

- Этого не будет.

- Почему ты так уверен? Что ты о ней знаешь? Полюбит ли она детей? Я, как никто, знаю, каково это - быть на втором плане в романтических историях родителей. Это больно, Марку, очень.

Голос дрогнул. На глазах появились слезы. Боль смешивалась с чувством несправедливости и детскими обидами.

- Но я стараюсь, - сказал он и приобнял ее за спину.

Она моргнула, чтобы сбить слезы. Глаза блестели, как бриллианты, от стоящей в них влаги.

- Правда? - спросила она

- На что ты намекаешь?

- Дети даже не знали, что ты умеешь играть на пианино. Они не знали, что ты любишь музыку, искусство и красоту.

- Раньше - да, теперь - нет, - сухо ответил Марку.

- Очень жаль, каждому нужна красота, чтобы чувствовать жизнь. И детям тоже…

- Зачем? Чтобы однажды ее у них отняли?

- Красота помогает преодолеть боль. Она, как любовь, исцеляет, восстанавливает.

- На сегодня достаточно, - прохрипел он, наклонился и жадно припал к ее губам.

Моне напряглась от неожиданности, но, как только почувствовала его губы на своих, волнение как рукой сняло. Марку обхватил ее за талию и крепко прижал к себе. Подростком она мечтала об этом каждый день. Его тело, мужественное, стройное, так плотно прижималось к ее, что по ней бежали электрические искры.

Его запах, бархат губ перенесли Моне на восемь лет назад. Ей восемнадцать. Она страстно желает его. Они в шикарной спальне Марку в Палермо. Первый раз он поцеловал ее в дверях между гостиной и кабинетом, в считаные минуты они оказались на широкой постели Марку. Он крепко прижимал ее телом к кровати, руки, ноги, пальцы переплетались. Она в неистовом порыве то и дело приподнимала бедра, одержимая желанием отдаться ему до конца.

Будто они начали ровно с того места, где остановились тогда. Страсть, безумная, сильная, но горькая. Желание порождало гнев и боль, потому что он не заботился о ней, хотел обладать, как его отец хотел видеть в своей постели ее мать. Уберто женятся на других, другие рожают им детей. Противоположные чувства разрывали на части, ее бросало то в жар, то в холод. Сегодня он переспит с ней, а завтра улетит делать предложение Виттории.

Лишняя, та, кого используют, чтобы удовлетвориться и забыть. Она с силой толкнула Марку в грудь и высвободилась. Он опустил руки. Моне сделала шаг назад. Пульс стучал в голове, тело трясло. К нему влекло и отталкивало одновременно.

Дура! Годы прошли, а она так и не повзрослела. Рядом с ним она сама не своя.

Моне метнула на него гневный взгляд и выбежала из комнаты.