— Нет… этим занималась секретарша директора… Меня просили только дать кое-какие документы из папки Рубцова. Больше я ничего не знаю.

— Какие документы?

— Я их хорошенько даже не посмотрела. Полистала, и только. Мне назвали номер дела.

— Подумайте немного. Значит, у вас попросили какую-то папку?

— Да.

— И что было в ней?

— Не знаю.

— Но ведь на папках бывают надписи, если я не ошибаюсь…

— Вы знаете… мы пользуемся номерами… Дело номер 5, 12 и т. д.

— Вспомните, какой это был номер.

— Это был… номер сто один. Помню, потому что у меня такой же номер квартиры. …Документы, подготовленные Рубцовым. Это точно. А какие именно — понятия не имею. Не вчитывалась.

— А чего-нибудь более конкретного вы не слышали в связи с этой ревизией?

— Нет… Я же вам сказала, что все волновались… А большего даже Зоя не знала.

— Кто такая Зоя?

— Зоя Прыгина, секретарша директора. Она знает всё. Мы её расспрашивали. Она заявила, что не может нам сказать. Это неправда. Просто не знала ничего. Ларичев и директор держали в секрете цель ревизии.

— Спасибо. Вы нам ещё понадобитесь, а если что-то вспомните — загляните к нам. Не сочтите за труд.

— Не нравится мне эта Вера Прохина! — воскликнул Буров. — Путается, запинается, думает над ответами…

— Чего же вы хотите! Человек возвращается с экскурсии и попадает прямо на допрос! Думаю, особой радости она от этого не испытала.

— Да… может, вы и правы… Хотя… Посмотрите, вот её билет на поезд, — подшит к делу. Зачем им понадобился её билет? Вопросов с ним вроде бы нет. Постой-постой… был ещё билет, найденный в вещах Ларичева. — Буров порылся в бумагах и действительно нашёл лист бумаги с приколотым к нему билетом. Оба билета были в четвёртый вагон, место 26 и 30. Оба билета были не на электричку, а на пассажирский поезд Москва — Смоленск.

Капитан порылся в справочнике, снял трубку и набрал номер кассы Белорусского вокзала.

— Извините, пожалуйста, 26-е и 30-е места находятся в одном купе?

— Зависит от вагона.

— Четвёртый.

— Да… в одном.

Буров повесил трубку.

— Значит, Вера Прохина солгала. Поскольку в этот промежуток времени электрички редки, билеты взяты на ближайший уходящий поезд дальнего следования, который останавливается на станции Лесные Дали. Торопились уехать.

— Совсем не обязательно, — возразила Лера. — До нашей станции всего час езды, в таких случаях рассадка свободная, нет необходимости занимать места, указанные в билете. Предположим, место рядом с Ларичевым кто-то занял и Вера пошла в другое купе… Там, по её рассказам, и познакомилась с группой отдыхающих.

Буров сложил губы трубочкой и вынул из папки новый документ.

Донесение старшины райотделения милиции Николая Ченцова

«Настоящим докладываю, что, согласно проведённому на излучине реки Ворскла расследованию, запрашиваемая Вера Прохина вечером с субботы на воскресенье на турбазе не находилась. Заведующий турбазой, гр. Полуванов, утверждает, что у него провели ночь десять человек по путёвкам турбюро. Среди них фамилия Прохиной не значится. В ответ на представленное описание вышеназванной гражданки заведующий ответил, что таковая на турбазе не появлялась. Старшина Н. Ченцов»

— Совсем запуталась Верунчик, — протянул Буров. — Опять наврала.

— Вы думаете, она имеет какое-то отношение к смерти Ларичева?

— В любом случае ведёт она себя по меньшей мере странно.

— Может, она всё-таки была на турбазе, но не сообщила своего имени… Вы понимаете, что я хочу сказать… может, она была с мужчиной… кто знает?..

— Как бы то ни было, вопрос остаётся.

— Итак… — начала Лера. — Прохина ехала по крайней мере в одном вагоне с Ларичевым? Если так, то почему солгала? Вопрос второй: была ли она на турбазе? Если верить донесению старшины, а я не вижу, почему мы не должны ему верить, то барышня что-то скрывает. Поехали дальше.

В допросе Веры Прохиной был ещё пункт, который привлёк внимание Бурова. Он перемотал плёнку, нашёл нужное место:

«— Вы приехали вместе с Ларичевым?

— С каким Ларичевым? Что вы?

— Как с каким? С ревизором!

— Ах да… Мы ехали вместе… то есть… не совсем вместе… Когда я сошла с поезда, то встретила его на перроне…»

Лера смотрела вопросительно.

— Здесь два момента. Первый: на вопрос «Какой Ларичев?» она спешит ответить отрицательно. Ларичева она безусловно знает, вместе работают в главке, она приезжает с ним в пансионат, возвращается с экскурсии и узнаёт о его смерти, её допрашивают по этому поводу, а она вопрошает: «Какой Ларичев?» Второй момент касается её заявления насчёт вагона, даже если бы не существовали билеты, по ответам чувствуется, что она лжёт.

— Согласна… здесь что-то не так.

— Вернёмся к этому позже, — предложил Буров и привычным жестом включил диктофон.

Второй допрос П.С. Рубцова

— Прошу извинить, что мы вас опять побеспокоили. Павел Сергеевич, мне хотелось бы, чтобы вы ответили на несколько вопросов. Думаю, вы единственный, кто в состоянии мне помочь.

— Вы так считаете?

— Вы что-то обсуждали с Ларичевым с момента его появления в пансионате?

— Да… обсуждали.

— Что именно?

— Разное.

— Конкретнее. Вы не помните?

— Я не предполагал, что меня будут об этом спрашивать.

— Он сообщил вам о ревизии, проводимой в главке?

— Нет.

— Ничего не говорил о трудностях, с которыми ему пришлось столкнуться в этой связи?

— Я же вам сказал: нет!

— Позвольте сделать одно замечание?

— Вы не нуждаетесь в моём разрешении.

— Если кто-то допустил ошибку в отношении вас, то, мне кажется, вы повторяете ту же ошибку. Зачем идти к нам с предвзятым мнением?

— У вас ещё есть вопросы?

— Вы не хотите, чтобы мы поняли друг друга? Жаль… А вопросы у меня есть. Сколько времени вы провели в обществе Ларичева?

— Полагаю, вам уже стало известно, что я был у него до поздней ночи.

— В котором часу утром вы вышли от него?

— Я вышел не утром, а ночью. Утром я пошёл туда уже с сестрой-хозяйкой.

— Это точно?

— Точно.

— Вы знали, что у него больное сердце?

— Знал. Я вам, собственно, об этом и сказал. Мне известно и про гекардин. Знаю также, что по этой причине любая доза ксенородона для него была бы летальна… Так и случилось… впрочем.