Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эдже четвёртый день горит. Арслан тоже температурит – они всегда болеют вместе, но, к счастью, сын обычно выздоравливает быстро. А ещё этот жуткий кашель. Неужели она подхватила вирус, которым сейчас всех пугают? Поход в аптеку значительно облегчает мой кошелёк, деньги тают на глазах. Завтра предстоит сделать Эдже компьютерную томографию и тест на вирус – снова немалые траты. Впрочем, это – ерунда, я ещё заработаю, лишь бы дочка поскорее поправилась.
О себе даже не думаю – страшно. Я постоянно контактирую с больными детьми. Если свалюсь с вирусом, кто за меня встанет за прилавок в магазине? Света, напарница, уже несколько дней на больничном. Если у неё диагноз подтвердится, то мне придётся работать за двоих минимум три недели. Как выдержу это физически – представляю с трудом. А ещё ведь по вечерам выступления в ресторане.
Может, всё-таки затолкать поглубже свою гордость и позвонить Лёне? Он сказал, что до завтра будет в нашем городе. Расскажу ему о детях, попрошу немного денег на лечение Эдже. Мне сейчас любая сумма была бы подспорьем и подушкой безопасности на случай моей возможной болезни.
Гложут сомнения. Вдруг он меня оскорбит и откажется признавать детей? Если раньше, когда в любви мне клялся, не захотел помогать, то теперь, наверное, и подавно отфутболит. Где я, а где он? Разные вселенные. Я для него – всего лишь женщина на одну ночь. Наверное, если бы не увидел меня в ресторане, то и не вспомнил бы.
Уговаривая себя умерить гордыню, несколько раз беру визитку в руки и порываюсь набрать номер телефона. Но каждый раз что-то останавливает. Как это унизительно! Десять лет назад он отказался от меня и детей, с лёгкостью вычеркнул нас из жизни в самый трудный момент. А теперь неожиданно возник и унизил попыткой склонить меня к интиму за деньги… Даже не поинтересовался при встрече, кто у нас родился! Сомневаюсь, что он станет мне помогать…
Эдже становится легче лишь после недели уколов. На поправку она, как обычно, идёт медленно. Хорошо, что Арслан уже чувствует себя абсолютно нормально и может поухаживать за сестрой. С тех пор как умерла соседка баба Клава, мне даже некого попросить присмотреть за ними, пока я на работе.
Заболеваю, когда кажется, что опасность миновала. Сначала болезнь похожа на небольшое недомогание. Температура невысокая, слабость. Несколько дней продолжаю ходить на работу – даю возможность хозяину подыскать временную замену. Стою за прилавком в маске, соблюдаю дистанцию и меры предосторожности. Выстоять двенадцать часов оказывается почти невыполнимой миссией. Но мне удаётся выдержать и даже отработать два вечера в ресторане. На третий я падаю с ног.
Температура подскакивает резко, начинается кашель. С каждым днём становится всё хуже и хуже. Семейный врач ругает меня за то, что так и не сделала прививку. Каюсь, есть за мной такой грех. Почему-то казалось, что это необходимо только старикам и группе риска, а мне, молодой и здоровой, – зачем?
Антибиотики не помогают, спустя неделю дышать всё тяжелее. Паникую: вдруг умру? Что будет с детьми? Меня трясёт – то ли от температуры, то ли от нервов. Дети ухаживают за мной, в последние дни даже еду себе готовят сами – у меня совсем нет сил. И некого просить о помощи. После отъезда Рафика тут не осталось никого из близких. А новыми друзьями, кроме Светы, я так и не обзавелась.
Всё ещё надеюсь, что молодой организм справится, но ночью начинается кошмар. Кое-как с Арсланом мы вызываем «скорую», она долго не едет. Врачей помню совсем смутно. В голове крутится только одно: «это конец». Последние силы трачу на то, чтобы нащупать визитку и вложить её в руку сыну.
– Позвони, скажи, что от меня. Он поможет, – хриплю, шиплю, едва выговариваю. Хочу добавить, что Лёня – их отец, но не удаётся.
Лёгкие пекут, хочется разорвать грудную клетку, чтобы дышать… Но рукой пошевелить не могу – из тела будто вынули все кости, и оно превратилось в тряпку. Сознание то исчезает, то появляется. В минуты прояснения накатывает паника: я отсюда уже не выйду… Никто не принесёт мне лекарств, никто не сунет купюру в карман врачу или санитарке, чтобы они лишний раз подошли ко мне, проверили, жива ли, нуждаюсь ли в помощи. Я совершенно одна. Одна… Никому до меня нет дела, кроме детей.
Дети… Что с ними? Удалось ли Арслану дозвониться Лёне? Выслушал ли он сына? Понял ли, что он – его отец? Забрал ли детей к себе? Может, мои кровиночки в отчаянии сидят дома вдвоём и не знают, что делать и к кому бежать за помощью? Или их уже забрали социальные службы?
Сколько дней я тут?
Продуктов у них осталось мало. Деньги дома есть – на чёрный день всегда храню небольшую заначку, но Арслан не знает, где она, а я не успела ему сказать. Детям даже не на что будет купить хлеб! Нужно позвонить. Но это оказывается невыполнимой задачей.
Проваливаюсь в странный сон. Кошмар перемежается кадрами из прошлого – такими яркими, будто проживаю их заново.
10 лет назад
По вечерам Тамара смотрит новости по телевизору и какие-то фильмы. На улице дождь, темнеет теперь рано, после работы хочется поскорее улечься спать. Устраиваюсь ненадолго на диване рядом с хозяйкой – она любит комментировать мне увиденное и услышанное.
«Сегодня на окружной дороге автомобиль бизнесмена Метина Оздемира потерял управление, его вынесло на встречную полосу, где он столкнулся с фургоном. В машине находились шофёр, господин Оздемир, его жена Лана и двое малолетних детей. Все они погибли на месте».
Двумя ладонями инстинктивно закрываю рот, чтобы не заорать на всё село. Метин Оздемир – папин компаньон и близкий друг. Я хорошо помню, как он приходил к нам ещё в Турции, когда я была маленькой. А потом он уехал сюда, развернул бизнес, женился на Лане и остался в этой стране. Семья Оздемиров часто гостила у нас в последние три года, я любила нянчится с их мальчишками. Что за злой рок преследует нас?
– Ты их знала? – Тамара считывает мою реакцию.
– Да, это наши друзья, господин Оздемир был компаньоном моего отца. Если я правильно понимаю, у них был общий бизнес.
– Кажется, именно он занимался похоронами твоих родных. Хотя могу и ошибаться – я тогда была немного не в себе.
– Думаю, что он, у нас ближе него тут не было друзей.
Никак не могу отойти от ужаса. Как же так? Сам Метин – немолодой, почти папиного возраста. А Лана была лет на десять старше меня. И деткам четыре и шесть лет всего. Ну почему судьба так жестока и несправедлива?
– Какое странное совпадение, – задумчиво говорит Тамара. – Надо же: опять несчастный случай, и снова вся семья сразу.
Меня бьёт мелкая дрожь. Действительно, прослеживается зловещая закономерность. Но я не хочу в это верить. Потому что если их и правда убили, и опять всю семью, значит, мне грозит опасность!
– Тамара, мне страшно…
– Не трясись. Тут тебя никто искать не будет. А в город я тебя больше не отпущу, даже не проси.
Зимой в селе работы мало. В основном я помогаю дома по хозяйству: готовлю еду, кормлю живность. Снег то засыпает всё сугробами по окна, то тает, превращаясь в непроходимое болото. Постепенно привыкаю к сельской жизни, перестаю бояться домашней работы. Но неизменно грущу по родным. Разум знает, что их больше нет, но сердце никак не хочет с этим смириться. Я ведь не видела их мёртвыми, не простилась с ними, не поплакала на их могилах.