Уайт, становилась уверена в силе Советского Союза, причем главным образом из-за решимости руководства страны, несмотря на огромные потери, продолжать борьбу.

Громыко тогда спросил этого высокопоставленного сотрудника американской администрации:

– А учитывает ли правительство и президент США, что после так называемого татаро-монгольского ига, по существу, ни одна война, навязанная нашей стране, не приносила ощутимого успеха неприятелю?

На что Уайт только повторил, что правительство и президент Рузвельт верят в успех Красной армии, тогда как большинство американцев эту надежду после стремительного продвижения фашистских войск по территории СССР потеряли.

Однако, как уже говорилось, после разгрома гитлеровцев под Москвой настроения американцев изменились. Сам Моргентау говорил тогда Громыко, что война, которую ведет Советский Союз против фашистской Германии, это война и Соединенных Штатов, хотя пока американская армия еще и не соприкасалась с германской непосредственно. Поэтому, считал министр, надо еще более укреплять советско-американские отношения. Однако он, как и другие члены правительства Рузвельта, избегал называть какие-либо сроки открытия второго фронта. По всему было видно, что с этим вопросом союзники предпочитали не спешить. Только после Сталинградской битвы члены администрации стали делиться своими долгосрочными планами с представителями советской стороны.

– Германия после окончания войны, – считал, например, Моргентау, – должна быть лишена возможности вновь начать агрессию, если ей вдруг это придет в голову. Хватит тех преступлений, которые были совершены при Гитлере. И наша, и ваша страна не должны этого допускать.

Причем Моргентау утверждал, что такая политика не встретит сопротивления ни в военных, ни в политических, ни в финансовых кругах. Почему министр финансов делал такие категорические заявления, остается только догадываться. Не мог же он не знать, что на протяжении всей войны американские монополии своими капиталами помогали германской промышленности производить оружие для фашистской армии. Между прочим, многие факты на эту тему после войны выплеснулись на страницы американской прессы, однако расследование, начатое конгрессом, почему-то было быстро свернуто. Очевидно, слишком многим влиятельным лицам оно было невыгодно. Может быть, Генри Моргентау просто не представлял себе масштабов такого сотрудничества? Во всяком случае, по поводу будущего Германии он рассуждал смело:

– Наиболее надежным путем предотвратить новую агрессию в Европе было бы расчленение Германии и даже переселение определенной части ее населения в другие районы мира. Например, в Северную Африку.

Правда, при этом он все же оговаривался:

– Сам президент этого плана еще по существу не рассматривал, хотя о таких идеях знает.

Позиция Моргентау по поводу судеб Германии была наиболее радикальной. Однако вообще ничего сколько-нибудь конкретного до Потсдама никто сказать не мог, а там, как оказалось, у бывших союзников одинаковые взгляды были отнюдь не по всем вопросам. Тем более что к тому времени Рузвельта уже не стало.

Тем не менее, надо отдать им должное – эти государственные деятели, при всей своей приверженности капиталистическому строю, считали, что различия в социальном устройстве США и СССР не должны мешать сотрудничеству в борьбе против общего врага, а в мирной жизни – установлению добрых союзнических взаимовыгодных отношений.

В послевоенной жизни они, как мы знаем, своего воплощения не нашли.

Политики и миллионеры

Надо добавить, что взглядов, близких к мнению Рузвельта, Гопкинса и Моргентау, придерживались и многие другие члены высшей американской государственной и финансовой элиты, с которыми у Громыко также установились дружественные отношения. Среди них были, например, министр внутренних дел Гарольд Икес, вице-президент Генри Уоллес, государственный секретарь Кордуэлл Хэлл, военно-морской министр Джеймс Форрестол, мультимиллионер Нельсон Рокфеллер, глава банкирского дома Морганов Томас Ламонт…

Так, Генри Уоллес, происходивший из потомственных землевладельцев, перебравшихся в Америку еще в первой половине XIX века, выражал, как и весь его клан, интересы фермерства, точнее, их верхнего слоя, который пытался найти некий «средний» путь общественного развития. Получив разностороннее образование, Уоллес хорошо ориентировался в экономике и статистике, в биологии и истории, интересовался вопросами философии и считался крупным специалистом в области сельскохозяйственных наук. До того, как стать вице-президентом, он в течение семи лет возглавлял министерство сельского хозяйства. Уоллес, что было особенно ценно, руководствовался в своей деятельности не категориями сиюминутной выгоды, а старался заглядывать вперед, выступал за активное сотрудничество с Советским Союзом во время войны и за сохранение прочного мира после нее. Он, один из немногих, был убежден, что без СССР нельзя решить ни одного сколько-нибудь значимого вопроса в мировой политике. У него даже хватало смелости заявлять о решающем вкладе СССР в разгром фашистской Германии.

– Русские наносят потери противнику, выводят его из строя и берут в плен, по крайней мере, в двадцать раз больше, чем все остальные союзники вместе взятые, – говорил он.

Уоллес изучал русский язык и мечтал увидеть Советский Союз, что ему и удалось сделать в 1944 году, когда он совершил поездку по СССР, посетив Магадан, Якутск, Комсомольск-на-Амуре, Иркутск, Красноярск, Новосибирск, Алма-Ату, Ташкент и некоторые другие города. Поездка произвела на него огромное впечатление, особенно тем духом мужества, самоотверженности и стойкости, которым отличались советские люди в военные годы.

– Я верю, что Советский Союз восстановит свою пострадавшую от войны экономику и будет успешно ее развивать, – говорил он Громыко. Но советско-американское сотрудничество должно означать прежде всего исключение военных столкновений между СССР и США.

Уоллес признавал мир непреходящей ценностью. Войне как общественному явлению он противопоставлял идею широкого плодотворного сотрудничества между странами и народами.

Да, далеко ушли современные политические деятели США от своих коллег времен Рузвельта! Причем – в противоположную сторону. Впрочем, наши западные союзники начали отрекаться от его курса в международных делах чуть ли не на его могиле. А Уоллеса, который еще до кончины Рузвельта был назначен министром торговли, сместил с этого поста Трумэн, вскоре ставший президентом. Больше никаких официальных должностей Уоллес не занимал. Он, правда, еще попытался выставить свою кандидатуру на президентских выборах 1948 года, но в новых условиях, сложившихся в стране после смерти Рузвельта, перспектив у него не было. Громыко, симпатизировавшему ему, оставалось лишь с теплотой вспоминать его.

С несколько меньшей симпатией вспоминал Громыко Кордуэлла Хэлла – одного из столпов рузвельтовской администрации, в течение одиннадцати лет, с 1933 по 1944 г., когда он по болезни вынужден был уйти в отставку, занимавшего пост государственного секретаря. Да, при Кордуэлле Хэлле были установлены дипломатические отношения между США и СССР, да, Хэлл проводил в советско-американских отношениях линию Рузвельта, однако в советском посольстве хорошо знали, что, в отличие от президента, государственный секретарь не слишком последователен в этом плане и не будет торопиться с их развитием. Встречаться с Хэллом советским послам, будь то Уманский, Литвинов или Громыко, приходилось часто – время, предвоенное и военное, было напряженным, как и обсуждаемые вопросы, – но беседа никогда не приобретала крутой оборот, Хэлл прекрасно умел владеть собой. Если