2022

3200 лет назад

Война — дело грязное и вонючее. Осада — еще и долгое. А осада Трои может длиться не одну сотню лет. Ушлые троянцы находят союзников, покупают оружие и еду. А монет в казне, по рассказам, хватит на столетия. В конце концов именно за богатствами Агамемнон сюда пришел. Не за смертной дочерью Зевса. Елена — прекрасный последний штрих в его плане. Причина собрать тех, кому хватило выдержки не купиться на обещания золота или земли.

Дым от костров сизым подношением уносит к небесам запах капающего на угли жира. Солдаты и генералы думают, что смогут задобрить богов многочисленными жертвенными животными. Надеются, те наконец-то выберут на чьей стороне победа. И теперь чаша весов перевешивает: Гектор, лучший из троянцев, мертв. Повержен в честном бою с величайшим из ахейцев — мной. В стане врага должно быть смятение. Не пастуху Парису или старику Приаму вести войска в бой. Есть несколько генералов, но с ними справится даже Аякс.

От обилия молитв голова начинает гудеть. Вдали от лагеря стоит заброшенный храм Аполлона. К нему никто не подходит, боятся возмездия мстительного бога за разруху и запустение. Вокруг тихо, можно скрыться от гула голосов и криков животных, подумать в покое.

Там, стоя по колени в воде, ждет Фетида, дочь Нерея, супруга Пелея, мать Ахилла.

— Зачем ты здесь, — перед тем как войти в воды реки, прикасаюсь к ним кончиками пальцев, прошу разрешение.

Богиня кивает и я подхожу ближе, только после этого отвечает:

— Уберечь тебя.

— От чего? После того, как стрела попала мне в лодыжку…

— Аполлон мстил тебе и управлял рукою Париса.

— Неважно. После этого я стал неуязвим, — руки в сторону, чтобы удостоверилась. — Стрелы и копья не могут прикоснуться к этой плоти. Я победил Гектора, а только он мог попытаться стать равным мне.

— Ты лучше сражался. Это не значит, что неуязвим.

— Разве?

— Ты все еще смертен. Вот тебе мое пророчество: останешься здесь и в погоне за славой — умрешь.

— Меня не забудут…

— Возвращайся домой, возьми в жены царскую дочь, роди сыновей, стань бессмертным через их голоса и память.

— Я умру раньше или позже, так какая разница?

— Не понимаешь. Мойры наготове, кинжал наточен, нить натянута. Прошу, не лишай меня радости увидеть твоих детей. Эта проклятая война уже забрала многих славных воинов с обеих сторон. Не становись одним из них. Ранение от стрелы Париса было лишь предупреждением.

— Матушка, — качаю головой.

— Просто пообещай подумать над возвращением домой, — ее нежный взгляд и голос, невозможно категорично отказать. — Пообещай обмануть смерть.

***

Проходят дни с нашего разговора.

Мирмидоняне не понимают почему я запрещаю им сражаться. Они ворчат и негодуют. Говорят: остальные начинают над ними шутить и смеяться. Говорят: Ахилл, как баба отсиживается в палатке пока остальные проливают кровь на берегу Эгейского моря. Говорят: греки проигрывают сражение за сражением и троянцы вскоре подберутся к самому лагерю. Говорят-говорят-говорят, но слушаются приказа.

Патрокл передает мне все, что слышит в лагере. Ярость прорывается в его голосе. Он умоляет отпустить отряды сражаться. Он просит возглавить их. Говорит, что троянцы поджигают ахейские корабли и если мы не вступим в бой, то нам будет не на чем возвращаться домой. Он требует и я позволяю.

А потом, оставшиеся в живых, мирмидонцы приносят его бездыханное тело. Они скорбят и сдерживают слезы. Говорят: возница Гектора мстит за смерть троянского принца. Говорят его рукой управляет сам Аполлон. Говорят, но я не хочу ничего слышать.

Нужно возвести костер, нужно воздать почести достойные героя. И когда он сойдет в царство Аида души поймут: это Патрокл явился к ним в сиянии славы.

Дым от костра все такой же сизый и несет все такой же запах сгорающего жира и мяса. Не хочу думать об этом. Патрокл не очередная жертва жадным богам. Нет, не может этого быть.

Агамемнон, первый среди равных, стоит поодаль, не может игнорировать смерть героя.

— Ахейцы скорбят по потере, — первое, что слышу, когда подхожу к нему, когда пламя успокоилось, а вместе с ним и дорогой Патрокл.

И все. Никаких шуток и издевок.

— Мы устроим игры в честь него.

— Троянцы пойдут на временное перемирие? — подаю голос.

— Им тоже нужно захоронить своих павших, — кивает царь разворачивается и идет в сторону своего шатра.

— Я буду сражаться, — кричу вслед, — после траура.

Агамемнон лишь кивает.

***

Но даже спустя месяц мы не начинаем сражение. Этот мстительный Аполлон насылает на лагерь болезнь и солдаты продолжают гибнуть, но уже не от стрел и клинков.

Стоны и смрад гниения коконом оплетают лагерь и днем и ночью. Спать становится все сложнее. Наверное оттого и лезут в голову все эти мысли о словах матери.

«Ты все еще смертен», глотаю вместе с вином. «Останешься здесь и в погоне за славой — умрешь», и кусок не лезет в горло. «Возвращайся домой, возьми в жены царскую дочь, роди сыновей, стань бессмертным через их голоса и память», путаюсь в словах словно в покрывале пока пытаюсь заснуть снова и снова. «Мойры наготове, кинжал наточен, нить натянута», смерть и болезни действительно близко. Как я раньше не замечал этого? «Эта проклятая война уже забрала многих славных воинов с обеих сторон. Не становись одним из них», как раньше не понимал, что не хочу.

Голоса гарпиями кружат над ложем: «Ахилл, как баба…», шипят они. «Ахилл думает, что обманул смерть…», смеются они.

На утро я приказываю мирмидонцам собирать лагерь. Они возмущаются: — Война еще не окончена! — и не понимают, спасаю не только себя. Они кричат: — Мы не за тем плыли в такую даль, чтобы вернуться домой с позором!

Они снова выполняют приказ. И когда лагерь собран, а корабли готовы к путешествию, мы отчаливаем от смертоносного берега Трои на радость мстительному Аполлону.

***

Остров Скирос, владения царя Ликомеда, встречает меня мирной тишиной, благоуханием цветов и пением птиц. О моем пребывании здесь Фетида договорилась с царем лично. Она сказала: — Тебе нужно обмануть смерть. Она сказала: — Нужно продержаться до конца этой проклятой войны.

Слуга провожает меня в покои. Помогает снять доспехи щиток, за щитком. Забирает меч. Омовение приятно после долгой дороги. Все здесь будто создано для отдыха и я бы поспал до следующего утра, но по законам гостеприимства царь устраивает ужин в мою честь. Не появится на нем будет оскорблением самому Зевсу.

Слуга помогает облачится в непривычные одежды и накрыть голову платком. После