– Привет, – шёпотом говорю я, заставляя себя приветливо улыбнуться. – Я Морган.

Он только молча моргает.

– Не бойся, – снова пытаюсь начать я разговор. – Тарантул надёжно заперт в моём шкафчике.

Кажется, от этого становится только хуже. Он весь скукоживается, отворачивается к доске и сосредоточенно глядит прямо перед собой.

– Хочешь, превращусь в пиранью и ухвачу его за зад? – шепчет Мерлин мне на ухо, на этот раз став пауком совсем крошечного размера.

Я поворачиваю к нему голову и, даже не шевеля губами, как чревовещатель, отвечаю:

– Нет, не хочу! Просто сиди тихо.

Я поворачиваюсь и замечаю, что мой сосед краем глаза за мной наблюдает. Я широко улыбаюсь ему. Он не улыбается в ответ.

– Так, давайте начинать! – жизнерадостным тоном произносит мисс Кэмпбелл, наша учительница истории, заходя в класс. – У нас впереди очень интересный год, мы узнаем и обсудим столько важных и увлекательных исторических событий! Не знаю, как вам, а мне уже не терпится!

Она поворачивается к доске и пишет большими буквами: «Что такое история?» У меня появляется время оглядеться, и первым делом я замечаю Оуэна, который сидит вместе с Феликсом. Значит, мы все в одном классе! Мальчики ведут себя совершенно по-разному: Оуэн открывает тетрадь и бодро начинает писать, в то время как его сосед, кажется, вот-вот заснёт. Феликс рассеянно блуждает взглядом по классу и видит меня. Умирая от стыда, я быстро отворачиваюсь и начинаю копаться в рюкзаке, делая вид, что ищу пенал.

– Эй, Морган, – шёпотом зовёт меня Феликс с гадкой улыбочкой, – тарантул всё ещё в рукаве? Или ты держишь его в своём крутом рюкзаке?

По классу пробегает смешок. Все поворачиваются, чтобы посмотреть на меня. Мисс Кэмбелл перестаёт писать и оглядывается, не понимая, что происходит.

В классе стоит полная тишина. Я пытаюсь придумать достойный ответ, но чувствую, что если открою рот, то смогу расплакаться у всех на глазах. Это для меня очень новое ощущение.

Обычно меня сложно довести до слёз. Без лишней гордости скажу, что я умею справляться с необычными ситуациями. Два года назад я хотела испробовать новое заклинание, которому меня учила Дора, и покрасить волосы в розовый цвет. Я щёлкнула пальцами и… каким-то невероятным образом превратила волосы на голове и собственные брови в червей. В червей! Целая голова извивающихся живых червей! И два из них были моими бровями!

Как раз в это время к маме на чай зашёл один из наших соседей, так что мне пришлось ждать целый час, чтобы спуститься вниз и попросить её всё исправить.

Но я не плакала.

Если по правде, то за этот час я привязалась ко всем моим червям и дала им имена. Я даже спросила того, что был моей правой бровью, не может ли он поменяться местами с Мерлином и стать моим фамильяром, но, к сожалению, это было невозможно.

В любом случае это яркий пример того, как сложно заставить меня плакать.

Но всё случившееся с тех пор, как я переступила порог школы, слилось в один беспросветный кошмар, так что гадкий комментарий Феликса стал последней каплей.

– А зачем тебе знать, где тарантул, Феликс? – вдруг громко спрашивает Оуэн, так что все резко поворачиваются к нему. – Ты так визжал, когда увидел его в первый раз. Если это случится снова, можешь и в обморок грохнуться.

Весь класс хохочет, а Феликс с возмущением смотрит на друга.

– Я не визжал, – пытается оправдаться он.

– Успокойтесь, пожалуйста! – говорит мисс Кэмпбелл. – Давайте сосредоточимся на уроке. Феликс, больше не отвлекай класс. Не хочу, чтобы повторился прошлый год, когда ты рекордное количество раз оставался после уроков.

Феликс молча пожимает плечами, а мисс Кэмпбелл продолжает урок. Я встречаюсь взглядом с Оуэном и благодарно ему улыбаюсь. Он улыбается в ответ.

Когда звенит звонок на перемену, мальчик, сидящий рядом со мной, хватает свои вещи и бежит из класса.

– Знаешь, – шепчет Мерлин мне на ухо, пока я убираю ручки в пенал, – я слышал об одном фамильяре в Болгарии, который так разозлился на детей, которые издевались над его ведьмой, что превратился в огромного быка и гонял их по всей школе. В итоге эти задиры так испугались, что больше не проронили ни слова. Никогда. Просто скажи, Морган, и любой, кто тебя обидит, серьёзно за это поплатится.

– Ничего себе, – тихо присвистываю я, нагибаясь к рюкзаку, чтобы закрыть лицо волосами. – Это самая приятная вещь, что ты когда-либо мне говорил. Но я всё ещё надеюсь с ними подружиться. Когда-нибудь.

Мерлин фыркает.

– Желаю удачи.

– Всё наладится, – уверенно говорю я, перекидываю рюкзак через плечо и встаю со стула. – Обязано наладиться.

Ничего не наладилось. На самом деле всё стало даже хуже.

К обеду слухи о тарантуле распространились по всей школе. Я собственными ушами слышала, как старшеклассники шёпотом передавали друг другу, что у меня в шкафчике целая паучья ферма. Единственным, кто заговорил со мной за целый день, был мальчик, который решил узнать, правда ли, что меня отчислили из прошлой школы после того, как я выпустила питона в библиотеке.

Обед был худшей частью дня. Во время уроков я могла сосредоточиться на учителях и не думать о том, что пугаю всех в классе одним своим присутствием. Но во время обеда моё положение стало кристально ясным. Мне было некуда и не с кем сесть, так что я целую вечность стояла с подносом у буфета, пытаясь сообразить, что бы сделать. В итоге я вообще ушла из столовой и ела одна в библиотеке.

– То же самое было и со мной, когда я только начала ходить в школу, – заверяет меня Дора, когда мы уже после уроков сидим в машине.

– Правда? Разве ты не говорила, что обожала школу?

– Говорила! Но у меня ушло много времени, чтобы завести друзей. Наверное, я просто была очень застенчивым ребёнком. До тошноты.

– В смысле до тошноты?

– Ох, да ничего особенного, – отмахивается она от моего вопроса.

– Ничего особенного? – хохочет Макс, сидящий в переноске для собак на заднем сиденье. – Она так волновалась, что её в первый же день стошнило прямо на директора.

– Что? – не верю я своим ушам. – Теперь мне немного легче. Значит, у меня всё-таки есть надежда завести друзей.

– Но не забывай, что Доре тогда было всего пять лет, – вворачивает Мерлин, усевшийся у меня на макушке в образе ворона. – В таком возрасте дети быстро всё забывают. А вот тебе уже тринадцать. Есть разница.

– Спасибо, что утешил, Мерлин, – вздыхаю я, глядя в окно.

Мы останавливаемся на светофоре и видим кучку старшеклассников, идущих к остановке. Один из них замечает меня в машине и зовёт остальных, чтобы они тоже посмотрели. Все они выглядят очень удивлёнными.

Сначала я думала, что дело в моей паучьей славе, но потом понимаю, на что они смотрят.