— И что?

— Отец говорит, что Наоми в гостях у матери.

— Так и сказал?

— Да.

— Наоми давно уже не общается с матерью. — Теперь Ава встревожилась по-настоящему.

— Да, мы в курсе.

— А ко мне почему пришел?

— Кое-кто, — так снова проще, — сказал, что вы с ней дружите.

— Все равно ничего не понимаю. Почему ты ищешь Наоми? Тебя кто-то нанял?

— Нет. Попросили об услуге.

— Кто попросил?

— Не могу сказать. Ты не знаешь, где ее искать?

Дверь у нее за спиной отворилась. В проеме возник здоровенный мужчина с очень длинной бородой. Он посмотрел на Аву, на Уайлда и сказал:

— Привет.

— Привет, — отозвался Уайлд.

Бородач снова посмотрел на Аву:

— Я, пожалуй, пойду.

— Не спеши, — сказал Уайлд. — Я ненадолго.

Бородач еще раз посмотрел на Аву. Затем кивнул, словно прочел ответ у нее на лице, и спросил:

— В следующий раз?

— Да, конечно.

Бородач поцеловал ее в щеку, хлопнул Уайлда по спине и неторопливо спустился с крыльца. Забрался в «GMC Террейн», сдал назад и помахал на прощание рукой. Уайлд повернулся к Аве и задумался, не стоит ли извиниться. Ава отмахнулась:

— Заходи.

Уайлд сел на тот же красный диван, где они с Авой впервые поцеловались, и обшарил комнату быстрым взглядом. С тех пор как он провел здесь три дня, в комнате почти ничего не изменилось. На стенах появились две новые картины, висели они почти ровно: акварель с изображением измученного лица и написанный маслом пейзаж. Гора Хувенкопф, недалеко отсюда.

— Твои работы? — спросил он.

Ава помотала головой:

— Учеников.

Уайлд так и думал. Ава не любила показывать свои картины. «Это личное, — однажды ответила она на его вопрос. — В них слишком много от меня. И все недостатки сразу бросаются в глаза».

— Не Наоми рисовала?

— Нет, — сказала Ава. — Но ты давай, не стесняйся.

— В смысле?

— Поправь их. — Она показала на стену. — Я же знаю, что у тебя руки чешутся.

Ночами, когда Ава спала, Уайлд ходил по дому со строительным уровнем и проверял, ровно ли висят картины. На стенах его жилища не было картин — и по этой причине тоже.

Когда Уайлд начал поправлять рамы, Ава села в кресло в другом углу комнаты, подальше от него.

— Ты должен рассказать, почему ищешь ее.

— Нет, не должен.

— Прошу прощения?

Он закончил возиться с акварелью.

— Некогда объяснять. Ава, ты мне доверяешь?

— А стоит? — Уайлду показалось, что голос ее прозвучал резковато. Она откинула прядь волос с лица, помолчала. — Да, Уайлд, я тебе доверяю.

— Расскажи мне про Наоми.

— Я не знаю, где она, если ты об этом.

— Но она же твоя ученица?

— Пока нет, но скоро будет.

— Не понял?

— Я посоветовала ей записаться на курс основ акварели. В следующем семестре. Тогда она и станет моей ученицей.

— Но ты с ней уже знакома?

— Да.

— Как вы познакомились?

— Три дня в неделю я дежурю в столовой. Прискорбно, но после сокращения там людей не хватает. — Она подалась вперед. — Ты же сам учился в этой школе, верно?

— Да.

— Не поверишь, но когда мы… — Она подняла глаза к потолку, словно подбирая нужное слово; пожала плечами и продолжила: — Были вместе, я понятия не имела, кто ты такой и какое у тебя прошлое.

— Знаю.

— Откуда?

— Это всегда заметно.

— Другие как-то иначе к тебе относятся, да? Ладно, проехали. Не важно. В школе ты был изгоем, да?

— В какой-то степени.

— В какой-то степени, — повторила она, — потому что ты сильный, красивый. Наверняка спортивный. Полная противоположность Наоми. Она пария, Уайлд. Целиком и полностью, с головы до пят. Такая вот девочка. Одноклассники ее изводят. Понимаю, так говорить некрасиво, но по какой-то причине она пробуждает в окружающих этот инстинкт. Ту часть человеческой натуры, о которой не принято говорить. Каждый из нас с удовольствием смотрит этот спектакль. Лишь отчасти, но тем не менее. Как будто Наоми заслуживает такого отношения. И дело не только в учениках. Преподаватели тоже нет-нет да улыбнутся. Я не говорю, что им нравятся все эти издевательства, но никто не пытается защитить Наоми.

— Никто, кроме тебя.

— Да, я пытаюсь. Иногда от этого только хуже. Понимаю, это всего лишь отговорка, но когда я за нее заступилась… скажем так, толку не было. Короче, теперь я поступаю так: делаю вид, что она провинилась, — кстати говоря, поначалу я надеялась, что одноклассники смогут такое оценить, — а в качестве наказания запрещаю ей обедать в столовой. Вместо этого отвожу ее в кабинет изо. Если не дежурю по столовой, сижу с ней. Других учеников это не вразумило, но по крайней мере…

— Что?

— По крайней мере, Наоми может отдохнуть от издевательств. Хотя бы несколько минут. — Ава сморгнула слезинку. — Если Наоми нигде нет, значит она сбежала.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что ее жизнь — сущий ад.

— Даже дома?

— Дома, может, и не ад, но тоже радости мало. Ты в курсе, что Наоми удочерили?

Уайлд отрицательно покачал головой.

— И она говорит об этом гораздо больше, чем нужно.

— В смысле?

— Например, фантазирует, что ее заберут настоящие родители. Приемные прошли кучу проверок и собеседований. Успешно. Им позволили взять ребенка — Наоми, — и мать почти сразу поняла, что не справляется. Ее даже пытались сдать назад в детдом, прикинь? Вернуть, как ненужную покупку. В общем, у матери случился нервный срыв. Во всяком случае, она так заявила. Бросила Наоми с отцом.

— Не знаешь, где сейчас ее мать?

— А, она, — Ава изобразила пальцами кавычки, — «поправилась». Вышла замуж за богача. По словам Наоми, живет в шикарном таунхаусе на Парк-авеню.

— В последнее время Наоми о чем-нибудь рассказывала? Чтобы мне было за что зацепиться?

— Нет. — Ава подумала. — Кстати…

— Что?

— Мне показалось, что ей стало… ну, получше. Она расслабилась. Успокоилась.

Уайлд ничего не сказал, но ему это не понравилось.

— Теперь твоя очередь, Уайлд. Зачем спрашиваешь?