что я успела, так это схватить его за другую лапу и приказать: «Тссс»! Он покивал головой и сказал:

— Я понял, отпусти. — я ослабила хватку, убедилась, что он не спешит удалиться, задала ему вопрос:

— Почему нет? Ответь! Ты же знаешь! Не надо бегать с выпученными глазами и носить по одному слову в голове.

— У нас такие порядки, что гость сидит напротив хозяина, и беседа идёт через нас (он махнул лапой в сторону второго мышонка, который стоял в сторонке и улыбался). Сегодня моя смена.

— И что, продуктивно идёт беседа? — спросил я.

— Не очень! Особенно, когда рассказывают сказки или смешные истории — не доносим и половины, смысл теряется, хозяин злится, расстраивается, потом депрессия, хандра, кислотность повышается. И так гостей редко заносит, ну, кроме жабы, та сама специально прыгает в нору, поболтать — то не с кем. Видел, какая она? Вся в бородавках. Все сторонятся её, а мне её жалко, она забавная. А так совсем редко кто падает. Мы даже дырку увеличили в диаметре, но всё равно редко падают… — он вздохнул с досадой.

— Слушай! — сказала я, — Ну — ка тащи стул вон туда! — я спрыгнула со стула и побрела вдоль стола обратно. Мышонок удивился, — Давай! Давай! — обернулась я. Второй мышонок подскочил моментом. Смышленый, подумала я, жалко, не его смена. Я дотопала до начала стола и, подождав свой стул, уселась справа от Крота. Крот сидел и не шевелился. Он медленно моргал, и похоже было, что забыл, как дышать, — Здрасте! — улыбнулась я. Крот продолжал молчать и уже не моргал, — Дома кто есть? — спросила я ехидно. Крот молчал, мыши стали грызть свои коготки и подергивать хвостиками. Ну, если никого, то я пошла? — я начинала терять терпение. Крот начал медленно расплывается в улыбке.

— Я бы никогда до такого не додумался бы! — восхитился он, — Я всю жизнь этими оболтусами пользуюсь, а решение такое простое! — удивился он, — Не! Ну надо же! — хихикал Крот, — Ну надо же! Ну надо же! Ты такая умная! Где, говоришь, ты живёшь? — не умолкал Наше Великолепие.

— В Цветополье! — покачала я головой, но глаза закатывать не стала. Ему и так было тяжело принять такие глобальные перемены в его жизни. Я ждала, когда он успокоится. А крот то вставал на стул, то садился на него, то спрыгивал со стула и обегал его раза три, потом опять заскакивал. Нет! Я всё-таки закачу глаза, пока он не видит! Я посидела минуту, понаблюдала свой поток мыслей, выдохнула медленно (спасибо, Ёжик) и приготовилась к беседе, — Все Феи там живут! — начала рассказ я.

— Не! Ну надо же! — продолжал о своем Крот, — Ну надо же! А ведь так просто! Да! Да! Продолжай рассказ! Ну? — я налила себе из кувшина воды и глотнула. Пошарила глазами по столу в поисках подходящей для меня еды. О! Ужас! Чаши были наполнены кучей жуков, личинок и червяков.

— Ага! И чем же можно поживиться? — спросила я, как мне показалось про себя.

— Да вон сколько всего! — спохватился Крот, — Бери, чего хочешь! Что ты любишь?

— Ну я это… Некторианка, ну, на крайний случай — выганка. — подняла я глаза на крота. Крот явно не ожидал такого подвоха. У него даже челюсть отвалилась нижняя.

— Хммм, — протянул он, — и чем же мне тебя угощать? — он вскочил и побежал вдоль стола, проверяя все чаши в поисках безбелковой еды. Надо сказать, бегал он долго, сначала туда, потом обратно. Вернулся он совсем расстроенный. Пожал плечами и развёл руки:

— А у нас некторианок отродясь не было в гостях! — я уже умирала от голода, ничего с утра не ела, но показать Кроту, что я расстроена, я не решилась. Это добило бы его ещё больше.

— Ну ничего страшного, потерплю… — пролепетала я, и стала вылезать из — за стола. Крот понял, что голодная фея рассказывать ничего не будет и громко крикнул:

— Феликсон!

— Я здесь! — отозвался первый мышонок, чуть не плача.

— Слушай, дружок! Надо что-то придумать! — Феликсон подошел поближе ко мне и прошептал:

— Овес будете?

— Буду. — прошептала я в ответ.

— Тащи сюда мешок овса! — заорал Крот, обрадовавшись.

— Не, нее! Мне одно зёрнышко! — замотала головой я, — Я ещё полетать хочу! — Феликсон хихикнул и тут же растворился во мраке. Второй мышонок нерешительно приблизился и спросил:

— Васильки не желаете? У меня есть. Я их не ем, они просто очень красивые, и я приношу в спаленку по цветочку в день.

— Благодарю! — улыбнулась я, — Но сорванный Василёк бесполезен совсем! — пожала я плечами, — А любоваться им можно, когда он просто растёт на земле, так он краше в сто раз! Согласен?

— Правда! Это правда! Они и вянуть не будут, и бегать срывать каждый день не нужно. А просто любоваться, как они цветут. Ну надо же! Ну надо же! Как просто! Ну надо же! — не стала я закатывать глаза, просто сделала выводы про себя, что есть совсем не похожие на нас существа, со своей логикой, со своим мышлением, которые порой невозможно поменять, даже если это необходимо для их лучшей жизни.

— Тебя как зовут? — спросила я мышонка.

— Мончус! — оживился он, — А я тут второй номер, после Феликсона! Так что я важная птица! — загордился он.

Да уж, с самооценкой здесь и самолюбованием явный перебор, но это их выбор. Пусть живут, как знают, эти «важные птицы». Хотя почему птицы? Если они мыши? Ладно, потом разберусь.

— Феликсон! — заорал опять Крот, — Ты долго? Мы хотим есть! — не унимался хозяин. Феликсон ворвался в зал вихрем, держа в лапке зерно овса, и улыбался во всю моську. Он явно был рад служить, и делал это с удовольствием.

— Что ж, каждому свое. — проговорила я вслух. Он торжественно положил зёрнышко на тарелку и жестом пригласил меня за стол. — Благодарю, милый Феликсон! — поклонилось я и залезла на стул. Крот улыбался, он повязал себе салфетку под мордой и навалил себе целую гору червяков. А я зажмурилась и откусила кусочек от зёрнышка, быстро запила водой, вытерла рот салфеткой и соскочила со стула. — Благодарю за ужин. А можно подождать Вас, Ваше Великолепие, в тронном зале? Вы потрапезничайте, не спешите, а потом я поведаю о своем путешествии.

— А! Ладно! Хорошо! Иди! Мончус, проводи! — и мы со вторым мышонком, который был «важной птицей», пошлепали в тронный зал. Я подошла к трону и вслух сказала:

— Ого! Какой большой и красивый! Можно посидеть? — кинула я в пространство.

— Ты что? Конечно нет! Хозяин убьет всякого, кто посягнёт на святыню его