– Помещение отлично подходит по размеру – для кошки, – сказала я, натягивая шапку на уши и шагая, по моему мнению, в сторону Блумингдейла.

Я ожидала, что Лидия скажет мне, что она подумала и решила, что идея взять кошку была глупой. Предложит утром перезвонить Микейле и Виде, чтобы объяснить ситуацию. Они поймут и отменят нашу встречу с приютом для животных. Но она галопом неслась по улице.

– Быстрее, – крикнула она, оглянувшись. – Там фестиваль Холи.

– Там что?

– Это из индуизма, – крикнула она. – Они празднуют торжество добра над злом.

В большинстве отношений есть один взрослый и один ребенок. В нашем с Лидией случае роли поменялись. Она думает, прежде чем сказать что-то, в то время как я сначала выдаю что-то, а потом сожалею об этом на досуге. Когда мы вместе, я полагаюсь на то, что она будет сдерживать меня в моем взбалмошном поведении. Если же ее взгляд становится слишком пристальным, а она сама – молчаливее, чем обычно, это признак того, что я слишком далеко отодвинула границы. Возможно, из-за этой границы я не видела, чтобы она давала себе волю, еще с ее трехлетнего возраста.

Я ускорилась и уже почти что бежала неуклюжей рысью, а затем остановилась. Мне с трудом верилось в это. Почти в двух кварталах от нас небо пронзало самое восхитительное архитектурное сооружение в мире. Крайслер-билдинг, с его сияющей короной, символизирует все, что я обожаю в Нью-Йорке. Я окликнула ее, чтобы познакомить ее с очарованием этого шпилевидного шедевра, возвышающегося на пересечении 42-й улицы и Лексингтон-авеню. В течение одиннадцати месяцев оно было самым высоким зданием в мире, до того, как в 1931 году его затмил Эмпайр-стейт-билдинг. Но мой голос растворился в шуме дорожного движения.

Когда я догнала ее, она стояла у входа в небольшой парк. Барабаны выстукивали мелодии индийской музыки, тела извивались, руки волнообразно колыхались. На лицах было выражение счастья, и на каждом – от младенцев до стариков – виднелись пятна неоновой пудры.

Я взяла ее за локоть и предложила уйти оттуда, но она была в трансе. Не обращая внимания на меня, она выскользнула из моих объятий и нырнула в толпу. Я встревожилась, потеряв ее из виду. Через несколько минут она попалась мне на глаза – смеющаяся, с запрокинутой головой, на правой щеке ярко-синее пятно. Я нырнула в толпу ей на помощь – в мою шапку тут же полетела ярко-желтая краска. Первый удар я восприняла как нападение, второй, зеленый шар, попавший в лоб, был воспринят уже скорее как поцелуй.

По мере того как музыка затягивала нас в гипнотический вихрь, мы все больше начали подставлять себя под обстрел красного, фиолетового и оранжевого цвета, умоляя попасть в нас.

Танцевать с сумасшедшими, бросающимися красками индийцами посреди Нью-Йорка – это как опьянеть без капли спиртного. Аутсайдеры в этом огромном городе, мы были приняты и раскрашены другими аутсайдерами, которые каким-то образом смогли внушить нам радостное чувство принадлежности. Заливаясь смехом под оранжевым душем, я позабыла о перспективе поселиться на пару месяцев в крысиной дыре. Усталость растворилась, и ноги наконец-то перестали чувствовать боль.

И, о чудо, меня больше не беспокоило колено. Мне подумалось, что западной медицине предстоит пройти еще долгий путь, чтобы вернуть моим бедрам болливудские навыки. У меня не было разрыва мениска, мне просто не хватало индийских танцев. Я трясла руками в воздухе, и мой список постоянных тревог начинал таять. Украден бумажник и паспорт – ну и что? Ограбили и бросили в Гудзон – зато я прожила хорошую жизнь.

Лидия развела руки и засмеялась. Я никогда не видела ее такой раскованной. Возможно, между нами было больше общего, чем я думала. Город имел на нас обеих странное влияние. Я видела рядом с собой лицо мужа, покрытое брызгами краски, как полотно Джексона Поллока. Кажется, это невозможно было стереть. Если бы мне удалось убедить его переехать сюда, разумеется, пришлось бы идти на компромиссы. Нам бы пришлось найти пригород, в котором не бросаются красками.

– Нам стоит зайти в магазин, пока он не закрылся, – сказала Лидия, появившись возле меня. Она снова вернулась к своему разумному «я» – не считая того, что она вся была покрыта сине-зеленой краской.

Через два квартала атмосфера радикально изменилась. Почти все лица были белыми, а одежды – традиционными. Перестал гудеть рог, вокруг больше не было единомышленников в ярких пятнах, которых хотелось приветствовать. Складывалось такое впечатление, что мы переехали из пригорода, в котором бросаются красками, в ту часть города, где люди никогда даже не слышали о фестивале Холи. Моя красная шапка, как и я сама, теперь была практически желтой. Поймав свое отражение в витрине, я увидела галлюциногенную Большую птицу.

Нам попался магазин товаров для дома, где молоденькие продавцы казались слишком уставшими, чтобы судить о нас. Когда мы расплачивались за полотенца (синие), одеяло для Лидии (искусственный мех) и штору для душа (в сине-желтую полоску), кассир, казалось, не заметил, что его покупатели напоминают пару ярко окрашенных попугаев. А даже если и заметил, то ничего не сказал. Это же Нью-Йорк.

Не бывает такого животного, как просто кошка

Фиолетовые шторы были первым, что попало в мое поле зрения, когда я вынырнула из глубины сна. Лидия тихо посапывала под меховым одеялом в паре метров от меня. Бедный ребенок. Так называемый диван-кровать оказался просто лежанкой, обтянутой искусственной кожей, но она настаивала, что ей удобно. В комнате было прохладно. Слава богу, что мы купили для нее одеяло. Я натянула покрывала до подбородка и попыталась сконцентрироваться на запахе свежевыстиранных простыней, а не на застарелом запахе кровати.

Когда большая часть следов пребывания предыдущих жильцов исчезла, наш новый дом предстал во всей своей красе. Единственными источниками естественного света были окна за моей кроватью. Входная дверь и мини-кухня в другом конце комнаты утопали во мраке.

Уборщица оставила записку о том, что она изменила код от дверного замка. Она нацарапала новые цифры тупым карандашом. Это, конечно, очень обнадеживало; кроме того, я была благодарна ей за дополнительный ряд болтов по внутренней поверхности двери.

Очень пригодилось то, что Лидия привыкла спать в замкнутом пространстве. Если бы во сне она перевернулась, то проснулась бы уже на стеклянном кофейном столике. Пустой экран маленького телевизора наблюдал за ней с противоположной части комнаты.

В углу возле моей кровати стоял столик, достаточно большой, чтобы на него можно было поставить ноутбук и рядом кресло. Я осознавала, что тормозящий Wi-Fi является проблемой «первого мира», но все же рассчитывала, что Skype сможет поддержать жизнь в нашем «удаленном» браке.

Когда из комнаты убрали мусор и выветрились самые жуткие из запахов, она приобрела некое дешевое очарование. Судя по его виду, камин около телевизора не использовался уже много лет. Какой-то предприимчивый ум решил освежить его с помощью белой краски и превратить в то, что агенты по недвижимости называют «приметой времени». Рядом с ним в высокой вазе желтым светом светились цветы нарциссов, которые мы купили себе в качестве подарка на новоселье накануне вечером.