Циону, в общем, не интересовало происхождение парня:

– Кем бы ни была его мать, он советский аристократ, что называется, – ей стало смешно, – можно сказать, наследный герцог. Сын Паука, родственник Горского. Он мне нужен, нельзя выпускать его из вида… – Циона и не собиралась.

Она заметила, что товарищ Котов, как здесь называли Эйтингона, выделяет Сашу из других офицеров:

– Впрочем, он еще не офицер. Он ребенок во всем, если не считать размеров, – хмыкнула Циона, – но его ждет блестящая карьера. За обедом шел разговор о его переезде в Москву… – на уральской зоне Циона жила в благоустроенном коттедже, с камином и финской баней. В БУР она перебиралась только для визитов Валленберга. Женщина коротала время за учебником русского языка и пластинками с записями преподавателей Московского университета. Она хорошо понимала разговоры офицеров на даче:

– После окончания операции Саша вернется в военное училище. Потом он поедет в академию, в столице. Шелепин отправляет меня туда, преподавать языки… – Циона задумалась, – мы еще встретимся с товарищем Скорпионом… – она хотела заручиться поддержкой Саши для поисков сына и бегства за рубеж.

Звякнула бутылка. Юноша беспрекословно принес ей холодного боржоми:

– Даже лимон добавил, – приподнялась Циона, – воспитанный мальчик… – он попытался потянуться за одеждой, Циона перехватила его руку:

– Погоди, я сказала, что торопиться некуда… – уложить его в постель стало делом несложным. Взяв очередную книжку о Горском, полистав страницы, Циона поманила парня:

– Я читаю по-русски… – выговорила она, – но есть сложные слова. Помогите мне, товарищ Скорпион… – юноша что-то промямлил, Циона схватила его пальцы:

– Эту строчку, пожалуйста… – она гладила его ладонь, – что здесь говорит товарищ Ленин… – фамилию вождя Циона разбирала отлично:

– Дальше все пошло само собой… – она выхватила у юноши скомканные брюки, – я объяснила, что стесняться незачем. Мы товарищи по работе, коллеги. Он и не стеснялся, но его надо еще учить… – Саша почувствовал прикосновение ее губ. Усадив его на постель, женщина наклонилась над ним:

– Это в последний раз… – он закрыл глаза, – больше ничего такого не случится. Если мы встретимся в Москве, я объясню ей, что все было ошибкой. Она намного старше меня… – товарищ Саломея не носила обручального кольца. Саша не знал, замужем ли она:

– Я даже не знаю ее настоящей фамилии, – понял юноша, – но видно, что она давно знакома с товарищем Котовым. Она сделала очень толковый доклад о работе с шпионом запада, Валленбергом, – представляя женщину, товарищ Котов кратко упомянул, что она второй десяток лет в разведке. Товарищ Саломея говорила по-английски без акцента:

– Она курирует Валленберга с военных времен, – решил Саша, – она, скорее всего, из западных коммунистов, как преподаватель языка, в Куйбышеве… – вспомнив о волжском городе, он подумал о Маше:

– С другой стороны, хорошо, что все так случилось, – успокоил себя юноша, – Маша комсомолка, советская девушка. Ей неоткуда узнать эти вещи. Нам обоим было бы неловко, но теперь я все понял. Я объясню ей, что надо делать после брака… – снизу раздался томный женский голос:

– Хорошо, так хорошо, милый мой… – покраснев, Саша повторил себе: «Это в последний раз».

Кусок промасленной чековой ленты шлепнулся в растоптанный снег. Продавщица, в грязноватом фартуке поверх тулупа, зазвенела сдачей:

– Десять с мясом, десять с капустой, десять с вареньем… – из поднятой крышки лотка на Машу пахнуло прогорклым маслом.

В Куйбышеве ей и Марте, запрещали покупать уличное, как брезгливо выражалась мать:

– Если бы вы знали, что кладут в эти пирожки, – Наталья закатывала глаза, – горторг не всегда может за всем уследить. Потом придется лечиться от дизентерии… – в школе продавали выпечку, но тамошняя столовая получала товар от закрытого комбината питания, обслуживающего обком партии. В особняке повар готовил румяные пирожки, подавая их к обеденному бульону. Маше только иногда удавалось перехватить сочные кругляши, которыми торговали в парке или в центре Куйбышева:

– Марта тоже их любит, – девушка подставила продавщице кошелку, – она вообще предпочитает простую еду… – приемная сестра радовалась ирискам и обсыпанным сахарной пудрой пышкам:

– Когда мы ездили в Ленинград, к Саше, она съела десять штук пончиков и просила еще, – улыбнулась Маша, – она такая худенькая, куда в нее влезает… – в отличие от Маши, Марта не любила спорт. Время на школьных уроках физкультуры девочка проводила, склонившись над шахматной доской. Играть Марта выучилась сама, по руководству для любителей, но в школьном шахматном кружке ее хватили:

– Она очень способная, впрочем, все учителя так говорят. Этим летом она пойдет в четвертый класс, а ей всего восемь… – над привокзальной площадью хрипели динамики, развешанные среди ампирных колонн:

– Вниманию встречающих, скорый поезд Новосибирск-Москва прибывает на третий путь. Нумерация вагонов с головы состава, стоянка двадцать минут. Напоминаем, что железная дорога является зоной повышенной опасности… – Рустем Слободин отобрал у Маши кошелку:

– Бежим, наш поезд отправляется после московского… – на площади зажигали фонари, в зимних сумерках переливались огоньки фар. На стоянке светились зеленые глазки такси. Небольшая очередь змеилась к бордюру, диспетчер усаживал пассажиров в машины. Маша приехала к вокзалу на автобусе, с девочками:

– Мы пока волыним, – весело сказала Зина, проталкиваясь внутрь, – видишь, парни забрали не только весь груз, но и наши рюкзаки… – в Ивделе им предстояло разделить между собой почти двести килограмм припасов:

– Макароны, тушенка, суповой концентрат, сахар… – хмыкнула Маша, – мама, наверное, думает, что я здесь хожу по ресторанам… – Маша отнекивалась, но мать вручила ей крупную сумму:

– Мне выдадут талоны в студенческую столовую, – попыталась отказаться Маша, – а на соревнованиях спортсменов кормят бесплатно… – Наталья покачала головой:

– Винегретом и биточками с кашей. Ты растешь, тебе надо хорошо питаться… – Маша давно перевалила отметку в метр семьдесят:

– Я его выше, – она отдала сумку Рустему, – впрочем, я, кажется, выше всех ребят, кроме Коли… – рука Маши, в кашемировой перчатке, случайно коснулась ладони юноши:

– Он покраснел, но это от мороза, – сказала себе Маша, – он на шесть лет меня старше, инженер. Я для них девчонка… – Рустем, по его словам, приехал в Свердловск в отпуск:

– Во-первых, у меня был день рождения, – объяснил юноша, танцуя на вечеринке с Машей, – сегодня мы и его отмечаем, а во-вторых, у нас в Челябинской области в дальние походы не отправиться. На моем комбинате есть волейбольная команда, но туризмом у нас никто не увлекается… – он скорчил грустную гримасу.

Слободин, как он туманно выражался, работал на производстве, в Челябинске. Маша подумала о Сороковке, как отец называл закрытый город:

– У них осенью случилась авария. Папа летал туда с товарищем Курчатовым… – Маша слышала разговоры родителей, за плотно закрытой дверью отцовского кабинета. Отец привез Марте книгу Курчатова, с посвящением:

– Будущему молодому физику. Ждем тебя в науке, Марта… – сестра держала монографию на рабочем столе:

– Она, кажется, даже пытается читать книгу, – вспомнила Маша, – но вряд ли она что-то понимает… – Рустем мог работать и на одном из многочисленных челябинских заводов, но Маша была уверена, что речь идет о Сороковке:

– Иначе бы он сказал, где он трудится… – решила девушка, – понятно, почему он так уклончив… – Сороковка считалась оборонным городом:

– Там стоят реакторы, работают ученые, – подумала Маша, – Рустем, наверняка, подписывал документ, о неразглашении секретных сведений… – на перроне ей в лицо ударил морозный воздух. Пассажиры суетились у зеленых вагонов поезда «Свердловск-Приобье». Рустем прищурился:

– Нас издалека видно, – рассмеялся юноша, – лыжи, рюкзаки, спальники, палатка, всякое барахло… – юноши, с Зиной и Людой, затаскивали багаж в вагон. Билеты они купили общие. Машу ждала ее первая ночь в плацкарте:

– Утром окажемся в Серове, а оттуда поедем в Ивдель, – она торопилась за Рустемом, – мама знает, что мы уезжаем и не станет волноваться. Я ей вчера звонила… – после экскурсии в музей-квартиру Горского Маша сбегала на городской почтамт:

– Мы скоро вернемся, – сказала она матери, стоя в телефонной