кабине, – я привезу Марте минералы для коллекции… – отец пока не прилетал из служебной командировки. В трубке послышалось сопение, кто-то почесался:

– У меня новое платье, – сообщила приемная сестра, – оно кусачее. Мы с мамой ходили в кино, на фильм про Горского. Актер, который его играет, снимался в ленте, про геологов. Называется «Неотправленное письмо», я видела афиши. Мы с тобой его посмотрим, когда ты вернешься. Привези мне кусочек малахита… – сестра содержала коллекцию в музейном порядке, раскладывая образцы по ящичкам особо заказанного шкафа. Мать отобрала у Марты трубку:

– И себе что-нибудь купи, – велела она, – Лариса Ивановна говорила, что в Свердловске хорошие ювелирные магазины. Выбери бусы, браслет. Деньги у тебя есть. Если не хватит, телеграфируй, отец попросит тамошних коллег… – в трубке зажужжало, телефонистка прокричала:

– Последняя минута… – Маша подумала о кольце и крестике, в тайном кармане рюкзака:

– Ребята туда не полезут, зачем им. Деньги я взяла, хотя на что их тратить в тайге… – пирожки они с Рустемом купили на собранную вскладчину мелочь. После фильма о Горском Маша сводила девочек в кафе-мороженое:

– Мы взяли пломбир с орехами и двойным сиропом, – улыбнулась она, – и кофе. Зина призналась, что еще никогда не пила кофе… – в Куйбышеве Маша часто брала приемную сестру в кино:

– Марте нравятся фильмы, – подумала она, – и музыка тоже, то есть терменвокс. Она думает не только о физике с математикой… – в буфете кинозала сестра просила дешевое мороженое:

– Она поливает его вареньем… – от вагона замахали, – и пирожки с джемом она тоже любит… – Игорь Дятлов, руководитель группы, недовольно сказал:

– Быстро садитесь. Отправление через пять минут. Пока вы гуляли, приехал Гуревич, с жареной курицей. Сейчас поедим домашнего, с вашими пирожками… – юноши пропустили Машу в прокуренный тамбур. Пассажиры толпились в проходе, с полок свешивались тонкие матрацы, истасканные одеяла. Пахло потом, табаком, люди расстегивали тулупы и пальто. Маша нырнула в секцию, откуда слышался звон гитары:

– Надоело говорить и спорить, и любить усталые глаза… – пропел красивый баритон. Увидев склоненную над струнами, светловолосую голову, Маша замерла:

– Гуревич, Гурвич… Что он здесь делает? Он должен быть в Ленинграде… – группа заняла все полки, в двух соседних секциях. Девочки разложили салфетку, водрузив на столик Машин китайский термос с кофе, вареные яйца и черный хлеб:

– Пирожки, – обрадовалась Люда Дубинина, – устроим пир на весь мир. Саша, познакомься, моя куйбышевская подруга, Маша Журавлева. Она пойдет с нами в поход, а вообще она занимается конным спортом. Она кандидат в мастера, представляешь… – серые глаза спокойно взглянули на Машу. Лицо юноши не дрогнуло:

– Очень рад, – Саша привстал, – садитесь, пожалуйста… – Маша не помнила, как опустилась на полку. Ловкая рука выхватила у Рустема пакет:

– Даже с вареньем купили… – кто-то из парней зачавкал, – Гуревич, пой, не отлынивай от обязанностей массовика-затейника… – длинные пальцы пробежались по струнам:

– В флибустьерском, дальнем синем море, бригантина поднимает паруса… – колеса лязгнули. Разгоняясь, набирая скорость, поезд пошел на север.

София еще никогда не видела таких ботинок.

Легкую обувь цвета кофе подбили белой цигейкой. Голенище ловко обхватывало щиколотку, крючки оказались не металлическими, а пластмассовыми. Девочка, почти благоговейно, прикоснулась к нейлоновым шнуркам:

– Это для зимы, – поняла София, – металл на морозе неудобен, пластмасса надежнее… – толстая подошва неожиданно хорошо гнулась. Лыжи, стоящие в углу комнаты, тоже были не деревянными:

– Как у спортсменов, выступающих на Олимпиадах, – подумала девочка, – я таких ярких лыж и не видела никогда…

Она хорошо разбирала английский язык, но не нашла на снаряжении никаких отметок. Товарищ Золотарев принес ей кашемировое белье, носки, замшевые брюки и такую же куртку, с капюшоном. Софию снабдили шерстяным свитером, шарфом и шапкой, перчатками на меху. Она взялась за лыжные палки:

– Точно, как в аптеке. Доктор сказал, что мой рост сто семьдесят сантиметров… – в одиннадцать лет София догнала по росту близняшек, хоть Надя с Аней и были старше ее на два года:

– Но у них начались женские дела, – девочка покраснела, – а у меня еще нет. Доктор обещал, что скоро стоит этого ждать… – врач в интернате был пожилым человеком, медсестре тоже шел шестой десяток. София задумалась:

– Близняшки сказали, что это не больно, только хлопот больше. Впрочем, мы ничего не стираем, за всем присматривает обслуга. Женские дела нужны для рождения детей… – в учебнике биологии, по которому учились близняшки, все объясняли очень туманно. Аня принесла в комнату том Большой Советской Энциклопедии:

– Читайте, – велела девочка, – от врачей толкового разговора не дождешься… – София внимательно все прочла, но уяснила только, что для появления на свет детей нужен мужчина:

– У мальчиков все устроено иначе… – подумала она, – я много раз видела Павла. Впрочем, я вырасту, и во всем разберусь…

Сейчас ей предстояло разобраться в карте, оставленной товарищем Золотаревым. Инструктор встречал Софию на небольшом аэродроме, заставленном военными машинами:

– Молодец, быстро собралась, – он потрепал девочку по плечу, – здесь тренируется юношеская команда СССР по биатлону и спортивному ориентированию. Я подумал о пионерке Ивановой, то есть о тебе… – он подмигнул Софии.

Девочка не верила своему счастью. Из интерната она уехала утром, на черной машине, с затемненными окнами. Софию вызвали с урока, она не успела попрощаться с близняшками. Света и Павел сидели в ее классе. Услышав свое имя, София шепнула Свете:

– Наверняка, какое-нибудь спортивное поручение. Посмотри, чтобы Павел решил все задачи… – воспитанник Левин славился нелюбовью к математике. Девочкам, кроме Нади, предмет давался хорошо. Узнав, что ее приглашают на спортивные сборы, на Урал, София ахнула:

– Как здорово! Я мигом… – забежав в спальню, она побросала в школьный портфельчик трусы, майки, чулки и зубную щетку. Свиток, подаренный Павлом, девочка носила в вышитом, кожаном футлярчике, на шее. Близняшки отлично управлялись с иглой. Надя нашла в библиотеке альбом, с национальными орнаментами народов СССР:

– Выбирай, какой тебе по душе, – предложила девочка, – когда тебя привезли в старый интернат, мы спели тебе белорусскую песню… – София этого не помнила, как не помнила она почти ничего, из детства:

– Только жару, – нахмурилась девочка, – запах соли, и еще что-то… Светила луна, я слышала крики… – ей сказали, что она болела и жила в санатории, на юге:

– Должно быть, поэтому мне дают таблетки, – София спрятала футляр под новый свитер, – но здешний врач сказал, что я совершенно здорова и могу тренироваться… – доктор принял Софию в отдельном коттедже:

– Товарищ Золотарев получит витамины для тебя, – добавил врач, – укрепляющие средства. Выпьешь их в Ивделе, перед тем, как отправиться на дистанцию… – Ивдель, начальную точку будущего забега отметили на карте области. София получала винтовку мелкого калибра, компас и координаты места, где ее ожидал инструктор:

– Дистанция не такая большая, – поняла девочка, – я отлично хожу на лыжах. Товарищ Золотарев не пожалеет, что рекомендовал меня… – она потрогала шнурок на шее. София, сама не зная, почему, выбрала белорусский орнамент:

– Наверное, мама с папой сражались в Белоруссии, – вздохнула девочка, – может быть, даже в партизанском отряде. Они были москвичи, работники органов. Их убили бандиты в Литве, после войны… – погибший отец близняшек и Павла тоже родился в Белоруссии:

– Девочки считают, что его расстреляли, – София присела на старомодный, венский стул, – они немного помнят отца и мать, а Павел и Света совсем ничего не помнят. То есть у Павла и Светы есть фотографии… – Софии показали снимок могилы родителей в столице:

– Может быть, меня отберут в команду. Я попаду в Москву, схожу на кладбище… – потянув к себе карту, София услышала стук:

– Разрешите войти, товарищ Иванова… – позвал приятный голос, – я представитель общества «Динамо», из Москвы… – Софию еще никто не называл товарищем Ивановой. Девочка вскочила:

– Да, конечно, товарищ… – дверь приотворилась. В комнату шагнул подтянутый мужчина, в хорошем костюме, с динамовским значком на лацкане пиджака. Лоб пересекал старый шрам, волосы побила седина. Он протянул руку, на Софию пахнуло пряным ароматом:

– Меня зовут Леонид Александрович, – он