— И я… — сказала Груочь. Голос ее смягчился. — Правда, явовсе не хочу, чтобы ты уезжала, но старик тверд в своем решении. Он говорит,что ты своим присутствием здесь лишь искушаешь клансменов Мак-Дун, моя Риган…

— И он прав, — отвечала сестра. — Джеми Мак-Дуфф так простонапрямик предложил мне пойти за него и восторжествовать над Фергюсонами, но япрогнала нахала.

Причем передала ему, будто ты сказала, что Иэн как любовникдаст ему сто очков вперед.

— Да, это так, — хихикнула Груочь. — Ты права была, когданазвала его жеребцом, моя Риган. Я сейчас уже почти жалею, что беременна — ведьскоро живот мой станет настолько велик, что я не смогу ублажать его. Тогда онснова пойдет по деревенским бабам…

— Ты уже сказала ему, Груочь?

— Нет, но скоро обрадую. — Груочь улыбнулась. — Он надуетсяот гордости как петух, да и старик растает от счастья, — заключила она.

«…Она довольна», — подумала Риган. — Возмездие, задуманноенашей матерью, совершается, но, похоже, Груочь нет до этого уже ровным счетомникакого дела. Она просто счастлива, что стала женою Иэна Фергюсона, правда, непойму с чего… Нет, конечно, он смазливый парень, но неотесанный и грубый. Скаждым годом он все более будет походить на отца. Хотелось бы поглядеть, каковыбудут их детки, но этого я никогда не увижу. Скоро, очень скоро я покину БенМак-Дун. Когда-то я думала, что мне будет больно, но теперь… Груочь нашла своеместо под солнцем, а вот я нет.«

Погожим весенним утром Риган Мак-Дуфф покидала то, что всюжизнь считала родным домом. Путешествие должно было занять не менее двух недель— им предстояло пересечь Аллоа и попасть в область, именуемую Стратклайд, вюго-западной оконечности страны. Девушку сопровождали воины обоих кланов.Старый Мак-Фергюс показал ей небольшой, но увесистый ларец, который затемвручил капитану стражи.

— Твое наследство, кроха, — сказал он. — Эндрюсобственноручно вручит его матери Уне. — Затем, почувствовав, что девушка всмятении, прибавил:

— Обитель Святой Майры находится на самом побережье. Я знаю,милая, ты ведь никогда не видела моря. Оно может быть прекрасным, и пугающим,яростным и бурным. А в ясный день ты сможешь увидеть даже скалы Эйре, земликельтов, по ту сторону пролива. Аббатисой в обители моя родственница Уна, покрайней мере, была ею, когда ты родилась. Она добрая женщина, насколько мнеизвестно… Ну а если ее там уже нет — все равно: твое имя давно занесено втамошнюю книгу, тебя ждут, тебя примут. Отныне там твой дом.

— А здесь я теперь чужая, милорд? — храбро спросила Риган.

Мак-Фергюс вздохнул:

— Боюсь, не быть тебе доброй монашкой, но что еще могу ясделать для тебя, милая? У Бен Мак-Дун может быть только одна наследница, та,которая сейчас стала женою моего сына. У них вскоре родится дитя. Ты опасна длянас, Риган Мак-Дуфф. Даже не произнося ни слова, ты можешь одним своимприсутствием поднять клан Мак-Дун на мятеж против нас, Фергюсонов, а этого я недопущу! Ты ведь не глупышка. Ты все понимаешь…

— Да, — кивнула Риган. — Но это не значит, что все это мнепо душе. А могу я остаться? Я не допущу волнений среди Мак-Дун! Буду сидетьтише воды, ниже травы. Для меня невыносима мысль, что меня заточат навеки…

— Раскрою тебе один секрет, детка, — сказал ЭлэсдейрФергюсон. — Сперва придется научиться терпению. Пока ты молода, это будетнелегко… А потом, дитя, стремись к власти там, за монастырскими стенами. Тыведь явно не удовлетворишься положением простой монахини — и добро! Познаввласть, ты обретешь и покой. А теперь пойди и простись с сестрой.

Груочь и радовалась, и печалилась из-за отъезда сестры.Сознание ее раздвоилось: одна половинка испытывала облегчение. Ведь Иэнчастенько поддразнивал ее, говоря, что когда-нибудь может их ненароком спутать…А что, если он по ошибке окажется в постели крошки-монашки, как он всегданазывал Риган? В этой шутке была доля правды, что крайне волновало Груочь… Ктому же Риган знала ее тайну. А если в замке не будет Риган, то Груочь сможетсделать вид, что дитя, шевелящееся у нее под сердцем, и впрямь от Иэна — ведьмать унесла тайну с собой в могилу. Более никто ни о чем не подозревал.

…И все же Риган была такой же частью ее, как, например,правая рука или нога. Они всю жизнь были неразлучны — а теперь им предстоитрасстаться навеки. И вряд ли они когда-нибудь снова свидятся…

Сестры крепко обнялись, цепляясь друг за друга в тщетномпорыве… Слова были бессильны. Потом Риган помогли взобраться на низкорослуюлошадку. Она всего раз обернулась — но увидела лишь, что Груочь рыдает на плечемужа. Она даже не помахала рукой на прощание…

Они ехали куда быстрее, нежели предполагала Риган. Денькистояли погожие, а ее свита хотела поскорее Доставить девушку в обитель иубраться восвояси домой. Воинам было неуютно в незнакомых землях. Сначала ониехали на запад, затем повернули на восток. И если бы не грустная цельпутешествия, Риган от души наслаждалась бы… Она была очарована красотоюприроды. А ночами они вставали лагерем у самой дороги, лишь изредка находяприют в обители какого-нибудь монашеского ордена. Все воины, сопровождавшие ее,будь то Мак-Дуффы или Фергюсоны, были с нею неизменно почтительны — и не более.Чему, кстати, девушка была несказанно рада: никаких склок, никаких плановыхраспрей…

Наконец, они выехали на дорогу у самого побережья, и видморя поразил Риган. Казалось, оно безбрежно, бесконечно…

— У него и вправду нет конца и края? — вслух спросила она.

— Представляю себе, как какая-нибудь девушка на том берегуспрашивает в точности о том же… — с улыбкой отвечал капитан стражи. Он былМак-Дуфф, и хотя всем сердцем сочувствовал Риган, но вовсе не хотел возрождениястарых родовых распрей между Мак-Дуффами и Фергюсонами. Семейные люди всегдапредпочитают мир…

Вскоре погода переменилась: с моря подул холодный ветер, изакапал дождь, поэтому обитель Святой Майры выглядела не слишком гостеприимно,когда они постучались у ворот. Большое серое здание за высокими стенами,сложенными из огромных булыжных глыб, стояло на самом берегу моря. Привратница,маленькая и суетливая монашка, впустила Риган и капитана.

— Прошу вас, подождите, — сказала она тихо и смущенно. —Пойду и доложу матери Юб, что у нас гости.

— А мать Уна? Она больше не аббатиса? — спросила Риганмонашку. — Может быть, меня здесь уже никто не ждет… — прибавила она снадеждой.

— Мать Уна уже очень стара и живет в монастыре на покое, —объяснила маленькая монашка. — Но делами обители она больше не можетзаниматься. — И монашка поспешила вон.

— Не думаю, чтобы в столь тихом местечке были такие ужсерьезные дела… — сказал капитан, но, оглядевшись, не мог не признать, чтоОбитель очень и очень богата. На дубовом столе красовались золотые и серебряныеподсвечники, на стенах висели великолепные гобелены. В комнате, где импредложено было дожидаться, был прекрасный камин с хорошей тягой — тут совсемне пахло дымом.