Тем не менее сыны Иуды просчитались: между ними и Флакком стал Цицерон. Упрекая Лелия, что он только из-за еврейских денег пришел сюда и лишь ради еврейского золота старается, Цицерон говорил ему также: «Тебе ли не знать, как тяжела у них рука, каково единство и чего это стоит в наших народных собраниях?!»

Обращаясь же к суду, оратор воскликнул: «Если когда-нибудь республика встречала необходимость взывать к мудрости и просвещению, к достоинству и прозорливости судей, то о них сегодня, да, именно сегодня, умоляет она!..»

Переходя, наконец, к общей политике евреев, Цицерон в заключительных аккордах речи, где он был таким мастером, указал следующее: «Еще когда Иерусалим был независим, а евреи держали себя тихо, и тогда уже священные у них жертвоприношения были отвратительны для блеска нашей державы, величия нашего имени и учреждения наших предков. Насколько же стало это невыносимым теперь, когда, подняв против нас оружие, упомянутый народец раскрыл свои понятия о нашем могуществе и когда, благодаря милости бессмертных богов, мы его сокрушили, разогнали и обратили в рабство?!..»

Флакк был оправдан.

Тем не менее, его эпизод показывает, какая участь грозит даже высшему администратору и в мировом государстве, если он осмелится стать евреям поперек дороги. Не у всякого бывает защитником Цицерон, а дабы не сомневаться в последствиях рассеивания еврейства по римской империи, надлежит иметь в виду, что гибель Рима, как мировой державы, обуславливается, да еще в весьма не малой степени, именно тлетворным влиянием сынов Иуды на римский дух и его вековые устои.

«Тит совершил глупейший исторический промах, – справедливо замечает Марр, – частью потащив и евреев за собою в римский Иерусалим, частью рассеяв их насильственно».[23]

Много раньше, сознавали это и на себе испытывали сами римляне. Их поэт начала пятого века по Р. Х. – Клавдий Рутилий Наматиан несколько лет служил в Риме градоначальником и, стало быть, видел евреев насквозь, когда пришел к следующему убеждению: «О, если бы оружие Помпея и могущество Тита никогда не разрушали Иудеи! Вырезанные язвы чумы распространяются шире, и побежденная нация гнетет своих победителей…»

Ренан же, в свою очередь утверждает, что «повсюду, где еврейство добивалось господства, там жизнь аборигенов становилась невыносимой».

Не излишне поразмыслить об этом всякому, кто уничтожение черты еврейской оседлости затевает… «во имя блага России».

X. Подводя же итог сказанному, нельзя в заключение не принять к сведению и вывода, к которому, по данным истории, логически пришел профессор и одно время министр народного просвещения Зенгер в своей речи: Еврейский вопрос в Риме:[24]

«Если недостатки римского провинциального управления республиканской эпохи были в самом деле вопиющими, то столь же несомненны и грандиозны результаты, достигнутые благодаря существенным улучшениям, которые в эту отрасль администрации были внесены империей. С учреждением принципата, водворяются периоды постепенно усиливающегося в течение 200 лет процветания Галлии и Испании, Греции, Малой Азии и Сирии, Египта и бывшей Карфагенской территории. Запад быстро и прочно латинизируется. Греко-Восточный мир пользуется обильными привилегиями. Всюду господствует мир и порядок; всюду растут благосостояние и довольство римским правительством; всюду последнее свою задачу поняло, стало быть, правильно и выполнило ее искусно.

Только в одной стране все усилия Рима ввести целесообразный режим оказались неуспешными, только с одним народом справиться нормальными способами римлянам не удалось. Этой страной была Палестина, – этим народом были евреи.

На евреях Рим перепробовал чуть ли не все мыслимые, международные и правительственные отношения – от дружественного нейтралитета до грубого милитаризма и, в конце концов, был, однако, приведен к убеждению в необходимости разрушить Иерусалим и выселить жителей из их родины.

Иными словами, вековой опыт и природная политическая мудрость не подсказали римлянам другого решения иудейского вопроса, чем то, к которому некогда вынуждены были прибегнуть Салмонассар и Навуходоносор».

XI. Не успело римское государство сойти со сцены, как в Аравии появился Магомет. Сам лично и через своих преемников он за полстолетия отхватил на земном шаре такой кусок, каким никогда не владел Рим. Снова разбушевавшиеся волны семитизма залили переднюю Азию, весь север Африки, как и чудные берега Средиземного моря, хлынули через мавров и при благосклонном участии евреев в Испанию, а затем и во Францию. Дурно кончилось бы это для Западной Европы, если бы Карл Мартелл в кровавой битве между Туром и Пуатье не преградили Исламу дороги. Тем не менее, как в прежние века народы Запада взывали к небесам о спасении от ярости норманнов, так и теперь пришлось воссылать новые мольбы о защите от варварства сарацин. Морские же разбои продолжались еще долгое время спустя, да и сейчас гнездо их в Марокко не сполна искоренено.[25]

XII. Как только закончился прилив фанатиков Корана, так в Европе наступило обратное и, в свою очередь, стихийное явление – Крестовые походы. Многое перетерпели евреи в этот период, но и немало успели нажить они от христиан, массами стремившихся в Палестину.

«Во время первого похода Петра Пустынника, – повествует Виктор Гюго, – крестоносцы, увлекаясь религиозным рвением, дали обет истребить всех жидов, каких встретят на своем пути, и они его исполнили. Но этот обет был лишь возмездием за ханаанские убийства, проделанные самими евреями. Суарец справедливо замечает, что иудеи вырезали своих соседей во имя благочестия, которое было понято ими хорошо, тогда как крестоносцы истребляли евреев во имя того же благочестия, но понятого дурно».

Намечая лишь основные моменты указанного хода событий, мы не можем касаться дальнейших подробностей эпохи Крестовых походов. Заметим разве, что она была косвенною причиной появления турок в Европе.

Вдумываясь же в роль евреев на пути изучаемой борьбы за период Средних веков вообще, нельзя не заметить, что: а) если греко-римский мир наткнулся на ничтожное, по-видимому, еврейство, так сказать, неожиданно и был вынуждаем иметь с ним дело лишь в значительной мере случайно, то для Рима католического, равно как для преемницы Востока, Византии, с народами и государствами, к ним тяготевшими, уже явилась необходимость считаться с «избранным племенем», как с фактором, проникшим в самую Европу, реагирующим постоянно и отнюдь немаловажным, и б) наблюдение ярко свидетельствует, что связанные с деятельностью всемирного кагала политические, финансовые, религиозные и социальные проблемы, волнующие современное население Европы и его колоний, зарождались, а, в большинстве восприяли и развитие еще в Средние века.