Дедуля выключил свет, я разделась, натянула насебя слегка влажную простыню и сжалась в комочек, прислушиваясь к каждомушороху. Затем, не выдержав, включила ночник. «Боксер» поднял голову и посмотрелнаверх. Я бросила на него равнодушный взгляд и каменным голосом произнесла:

– Не могу без света спать. Кошмарымучают.

– И часто тебя кошмары мучают? –спросил «боксер».

– А с чего бы это вы решили перейти на«ты»? – резко осадила его я.

– И часто вас кошмары мучают? –переспросил он, подчеркнуто вежливо выделив «вас».

Выпитое спиртное ударило мне в голову,непонятно откуда появилась сумасшедшая смелость. Мне захотелось сказать этомуидиоту все, что я о нем думаю. Будь что будет! Во всяком случае, в купе, присвидетелях он меня не убьет.

– Кошмары мучают меня тогда, когда я вижуперед собой мужчину с прооперированным лицом, – отчеканила я, даже недумая отводить глаза.

В свете тусклого ночника я заметила, как«боксер» стал покрываться красными пятнами. Наверное, рубцы за его ушамипосинели и набухли от перенапряжения. Ну и пусть, мне-то какое дело до него! Яотвернулась к стене и закрыла глаза. Монотонный стук колес клонил ко сну. Я несопротивлялась навалившейся дремоте. Завтра рано вставать, да и в Москву нехочется приезжать с помятым лицом – надо отдохнуть. А «боксер»... Да пропади онпропадом! Завтра выйдет из поезда. И мы больше не увидимся. Тоже мне, проблемунашла!

Мне приснился Макс. Он лежал на диване и читалгазету. Я сидела напротив и с грустью смотрела на диван. Этот диван моиродители подарили нам на свадьбу. Наверное, они мечтали о том, чтобы на немсидели наши дети, а затем и внуки, но ровно три года с него почти не вставалМакс.

Открыв глаза, я обнаружила, что уже утро.Летом рано светает. Скоро мы подъедем к Москве. Надо собираться. Я приподняласьи увидела, что все уже встали. «Боксер» сидел у окна, не обращая на меняникакого внимания. Дедуля стоял у зеркала и расчесывал свою жидкую бороденку.Женщина пила чай, посматривая на часы.

Я подумала о том, что это мое первое утро безМакса, и не смогла сдержать улыбки. Еще вчера, перед пикником, он закатил мнеогромный скандал и ударил по лицу, а теперь меня никто и пальцем не тронет,никто! Я молода и хороша собой. В Москве меня ждет Глеб, которому вовсе необязательно знать, что произошло в березовой роще за тридевять земель отстолицы. Я свободна, и все! Макс лежит в болоте, а я еду в поезде. Его жизньзакончена, а моя – только начинается!

Высунув руки из-под одеяла, я сладко потянулась.

– С добрым утром, дочка, –приветливо улыбнулась женщина и показала на стакан чая. – Будешь?

«Тоже мне, мамуля нашлась», –ухмыльнулась я и быстро села, чуть не стукнувшись головой о багажную полку.

– Вы бы не могли выйти на пару минут, яхочу одеться, – сказала я, обращаясь ко всем сразу.

– Да что ты, доча, конечно, одевайся. Намполезно немного постоять.

Женщина открыла дверь и вышла в коридор.Следом за ней – дедуля и мой новый знакомый, которому я вчера так некстатиляпнула ненужную фразу о его прооперированном лице. Повернув замок, я приняласьодеваться. Затем свернула постель и положила ее вниз. Наклонившись за упавшейрасческой, я увидела небольшую спортивную сумку, аккуратно задвинутую внебольшое пространство под нижней полкой. Вне всякого сомнения, эта сумкапринадлежала «боксеру». Дедулины котомка и тележка стояли под столом, а вещиженщины находились на моей стороне. Мне захотелось открыть ее и посмотреть, чтотам внутри.

Интересно, что может возить человек, понеизвестным причинам изменивший внешность? Дурацкое любопытство взяло верх. Ябыстро открыла замок и на минуту замерла. В сумке лежал самый что ни на естьнастоящий автомат Калашникова, АКСМ, я не могла ошибиться. Точно такой же явидела по телевизору в «Дорожном патруле». Его конфисковали у какого-токриминального авторитета. Я провела рукой по стволу и почувствовала, как потелу пробежала мелкая дрожь. Рядом с автоматом лежала вязаная черная шапочка. Ядостала ее из сумки и потеряла дар речи. В шапочке были ровно три отверстия: двадля глаз и одно для рта, ее можно натянуть до самой шеи. Надев шапочку, яподошла к зеркалу. На меня смотрел какой-то ниндзя. Взяв автомат, я приложилаего к груди. В таком обмундировании можно брать любой банк или уж, на худойконец, обменный пункт. Неожиданно в дверь постучали, и я чуть не грохнулась вобморок. Нет, мое любопытство точно подведет меня под монастырь! Сбросив шапку,я положила ее на место, пристроила автомат, закрыла сумку и задвинула ее вугол. Затем трясущимися руками открыла дверь.

– Скоро Москва, – улыбнулся дедуля исел у окна.

Я взяла полотенце и пошла умываться.

– Девушка, скоро станция. Давайтебыстрее. Мне уже пора туалеты закрывать. Долго спите, – бросила мне вследпроводница.

– Я мигом, – буркнула я и ускорилашаг.

«Любопытной Варваре на базаре носоторвали, – стучало у меня в голове. – Вот и тебе оторвут, еслиузнают, что ты лазила в сумку».

Через пять минут я вышла из туалета инаправилась к своему купе. Вдруг кто-то больно схватил меня за руку и потащил втамбур. Я попыталась закричать, но мой рот закрыла потная мужская ладонь. Как иследовало ожидать, это был мой новый знакомый. Он прижал меня к стене и достализ кармана что-то острое и блестящее. До меня дошло, что это пика. Острая,блестящая, заточенная пика. Именно такой пикой закололи не так давно моегоотца, закололи ударом в сердце... Незнакомец приставил пику к моей груди ислегка надавил. Я почувствовала неприятный укол и жалобно посмотрела на этогосумасшедшего.

– Мне больно, – прошептала я.

– Сейчас тебе будет еще больнее. Тызачем, сучка, лазила в мою сумку? Тебя кто-то подослал? Ты что вынюхиваешь?

– Я не лазила в твою сумку, –соврала я, особо не надеясь на то, что он мне поверит.

«Боксер» ослабил хватку, но не отпустил.

– Я не лазила в твою сумку, –повторила я и почувствовала, как по щекам ручьем потекли слезы.

– Не ври, тварь! Я всегда над замкомзавязываю тонкую ниточку, чтобы потом было видно, вскрывали сумку или нет.Когда дергаешь за молнию, ниточка рвется. Невооруженным глазом ее никто неразглядит. Когда я зашел в купе, то почти сразу обнаружил, что она порвана. Тылазила в мою сумку! Откуда ты знаешь про пластическую операцию? Ты первая, откого я это услышал.

– Мой отец был пластическим хирургом. Онделал такие операции.

– Ты не ответила на мой вопрос: зачем лазилав мою сумку?