Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Майя Николаевна, там дядя Вова!
– Кто? Что?
– Там, в сквере, дядя Володя! Его милиция забирает!
– Какой дядя? Что такое?
– Майя! – донеслось с кухни. – Кто там? Володя?
– Нет, нет! – крикнула она, спохватившись. – Это ко мне!
Выскочила на площадку и закрыла за собой дверь:
– Я ничего не пойму, девочки. Что случилось?
– Ваш дядя Володя сидел в скверике, а милиционеры его забирают.
– Боже! Как! Что он натворил?
– Посмотрите в окошко. Там, в скверике. У памятника. Он с ними ругается, – наперебой застрекотали они.
– Боже мой! – Она схватилась за голову, бросилась назад в квартиру, подбежала к окну.
Внизу, через дорогу, в безлюдном скверике у памятника два милиционера топтались у скамейки. На скамейке сидел, низко опустив голову, человек. Лица не было видно. Спина в тёмном пиджаке и больше ничего, ноги… но она узнала бы его среди сотни таких спин. Владимир! Он! Милиционеры неторопливо похаживали вокруг сидящего, что-то ему говорили или спрашивали, тот кивал головой, порой пытался размахивать длинными руками. Они подбирались к нему осторожно, дожидаясь своего момента, как бы подкрадываясь, чтобы схватить с двух сторон.
«Пьян! – обожгла её пугающая мысль. – Он пьян! На ногах не держится! Да как же он посмел! И в таком виде припёрся сюда! К ней! Под окна! А отец? Если увидит он! Боже мой! Что делать?»
– Майя! Что случилось? – послышался, словно в тумане, голос матери.
«И она сейчас увидит… Его! В таком виде! – гулко ударялось в голове. – Нет! Но что же делать? Какой позор! Как он посмел!..»
– Майя! Кто к нам пришёл? – Анна Константиновна стояла в дверях с озабоченным видом переминая кусок теста. – Меня?
– Нет, нет, – машинально ответила она чуть слышно, не поворачиваясь и не отходя от окна, как будто загораживая собой то, что там творилось.
– Не слышу! Что? Соседи?
– Это ко мне, – нашлась она наконец, ещё не придя в себя от увиденного. – Ко мне.
– Светлана Петровна?
Светлана Петровна, соседка этажом ниже, в прошлом сама преподаватель института, теперь пенсионерка, не раз выручала Майю книжками ещё со школьных лет, потом у них появились свои маленькие секреты от Анны Константиновны и Николая Петровича, но никто не обижался, девочка росла, а с подружками ей не везло.
– Светлана Петровна? – ещё раз поинтересовалась Анна Константиновна, успокаиваясь. – Что это ей приспичило…
– Мне надо выйти, мама. – Майя направилась к двери. – Я скоро.
– Только возьми ключ и прихлопни дверь. – Анна Константиновна скрылась на кухне. – Знаю я ваши «скоро». И не вздумай распивать там чаи. Аппетит испортишь.
– Да-да. Я только позвоню.
– А звонить-то к чему? Приглашай её к нам потом. На пирожки.
Решение о звонке возникло внезапно, словно что-то спасительное щёлкнуло в мозгу. – «Конечно, звонить! И только туда! Куда же ещё? Кто может помочь, кроме них!»
Она, лихорадочно вспоминая, накрутила засевшие в памяти цифры на диске телефона, гудки затянули тревожную песню, забегались, заторопились по проводу.
«Только бы взяли трубку! Только бы кто-нибудь ответил!» – бухало в голове.
– Я вас слушаю, – сказал мужчина на другом конце провода.
– Это Майя. Вы меня помните? – Она его узнала.
– Майя?
– Игорушкина.
– Кто?
– Вы меня не помните, Андрей Иванович?
– Здравствуйте! Вот радость-то! Какими судьбами!
– Здесь Володя, Андрей Иванович. С ним беда!
– Что? Что случилось?
– Я сама ничего не знаю. – Она закусила губу, чтобы не расплакаться.
– Успокойтесь. Что случилось?
– Я не знаю. Он в сквере. Там милиция. Его забирают.
– Что он натворил?
– Натворил? Не знаю. Он сидит на скамейке.
– В сквере?
– Возле нашего дома. И два милиционера.
– Спуститесь к ним! Поговорите, Майя Николаевна, я сейчас буду.
– Что мне делать?
– Разговаривайте с ними! Если что – назовите меня! Скажите, что еду. Следователь Косаревский. Я скоро!
Он повесил трубку. Она без сил привалилась к стене.
– Майя! Ты ещё здесь? – выглянула из кухни удивлённая мать.
– Иду, иду, – вспыхнула она и бросилась к двери.
Не помнила, как сбежала вниз, порхнула через дорогу, а потом на негнущихся прямых ногах вошла в сквер и подошла, себя не помня, к скамейке. Круглолицый сержант повернулся к ней, оглядел, хмыкнул и продолжал легонько приподнимать Свердлина за локоть правой руки, второй, худощавый и молодой, помогал ему сзади.
– Здравствуйте, – сказала она. – Простите…
– Здравствуйте, здравствуйте, – оставил своё занятие и развернулся к ней круглолицый. – Ваш?
Она кивнула.
– Чего же так-то? Продует. – Он покачал осуждающе головой и грустно улыбнулся. – Вот бабья доля-то.
Она только сейчас почувствовала, как задувает, прямо свирепствует ветер, и обхватила плечи руками; выбежала, не накинув ничего, как была, в кофточке без рукавов.
– Что же получается, гражданка? – Круглолицый хмыкнул снова. – А рядом кто?
– Кто? – ничего не понимала она.
– Вот. Муж в таком виде. А рядом?
– Что?
– Не что, а кто. Дети. – Он обвёл вокруг себя руками. – Общественное место. Хороший пример подаёт, папаша. – И спросил: – Свои-то есть?
– Кто?
– Нет, значит, своих детишек. Но будут. Всё равно нельзя. Закон. Забыли? Сколько их там, голубчиков. Знаете, сколько у нас их сидит?
– Простите…
– Тут живёте? – Он кивнул на дом.
– Ага, – съёжилась она и от ветра, и от его жёсткого взгляда.
– Знатный дом.
– Интеллигенты сплошь, – вставил худощавый.
– Начальство, – снова осуждающе покачал головой круглолицый.
– Простите, – сказала она, помня наказ Косаревского.
– Или забирайте его сейчас же, – круглолицый поднёс руку к фуражке, надвигая её на глаза, – или мы его с собой до полного, так сказать, человеческого облика.
– Я сейчас. Спасибо, – заторопилась она. – Сейчас подъедут.
– И смотрите за ним. Здесь народ. Центр города, знаете ли.
Они ушли. Она дождалась Косаревского, тот примчался на мотоцикле с коляской. Не говоря ни слова, она спряталась за деревом. Косаревский увёз его, посадив в люльку. Свердлин её так и не увидел.
Пастырь
Серебром отливала лишь люстра под потолком. Остальное в его кабинете тонуло в полумраке. Вообще, он не любил свет. Ещё работая в обкоме партии, он приобрёл эту странную привычку. Приучил секретаршу, та с утра, опережая его, осматривала всё помещение кабинета, тщательно проветривала, включала кондиционер на полную мощность и закрывала наглухо шторы на окнах.
Свет при надобности горел на столе. Яркий круг от настольной лампы. Во всей литературе, которую он проштудировал про историю этого учреждения, когда готовился к переходу, настоящие асы работали при таком освещении, чтобы луч света слепил глаза собеседнику или противнику. В прошлые времена предпочитали работать совсем по ночам. Было много врагов. Чтобы не пугать народ, чтобы народ не видел такого большого их количества днём. Теперь число врагов не уменьшилось, но они