проткнет его прежде, чем Тави успеет ее напугать. Сама по себе скорость не была гарантом успеха.

Но как еще он может спровоцировать Наварис на более агрессивные действия, не получив смертельного удара?

Перехитри ее. Создай себе такую возможность. Опасны не мечи, не оружие и не фурии. Опасен разум. Опасна воля.

Существовал другой способ превзойти мастерство Наварис и ее фурий металла – заставить ее разум и волю отказаться от дисциплины, смертельной для Тави. Если она будет ее соблюдать, ему никогда не победить в схватке клинок к клинку. Не всякое оружие сделано из стали.

Это показала ему мать.

Тави постарался побороть охватившее его возбуждение и сосредоточился на магии воды. Эмоции спятившей убийцы – а у Тави уже не осталось ни малейших сомнений в ее безумии – сразу стали для него доступными. Странным образом они слились с ощущением оружия в ее руках.

– Фригиар Наварис, – негромко заговорил Тави, не сводя взгляда с центра ее фигуры.

Движения рук и плеч могут быть обманчивыми, но центр равновесия никогда не обманет.

Она посмотрела на него.

Самые разные вещи могут вызвать безумие у женщины и сделать ее одержимой, но часть из них вероятнее других: самая глубокая радость и самые тяжкие раны всегда идут от семьи.

Имя Фригиар, как и все имена, образованные от имени матери, служило указанием на ее незаконнорожденность. Дети, которых не признавали отцы, не принимая их в свои Дома, автоматически получали имена от названий городов, где они родились, находящихся под властью консулов.

Вот почему Макс стал Антилларом. Его отец, консул Антиллус, так его и не признал. И Макс вел себя соответствующим образом, ведь он не чувствовал защищенности, и в его душе навсегда осталась зияющая рана.

Тави и сам знал, что такое вырасти без отца. Его отсутствие оставило чувство невосполнимой потери, которое ничем нельзя было компенсировать, и всякий раз, вспоминая об этом, он испытывал ужасную боль.

О да.

Если он прав, то сможет вывести Наварис из равновесия.

Он сумеет убить ее своим дыханием.

– Ты не можешь победить в этом поединке, – спокойно сказал Тави. – Если ты меня убьешь, стены будут очень скоро взяты канимами. Умрут все.

– Очень может быть, – совершенно спокойно ответила она. – Но сначала я схвачусь с Арарисом.

– Даже если он сумеет тебя убить?

– Да.

– Почему? В чем тут смысл?

– Чтобы доказать, что я лучшая, – ответила Наварис. – Что я величайший клинок Алеры всех времен.

Тави заставил себя сохранить небрежный тон.

– Кому доказать? – спокойно спросил он.

Наварис не ответила. Он ощутил ее боль, смешанную с другими чувствами.

– Я тоже вырос без отца, – сказал Тави.

Наварис молча смотрела на него. Ее больной дух напрягся, когда он произнес слово отец.

Тави не ошибся.

Он помнил, как любой подобный намек вызывал у него ярость и как трудно было ее контролировать. Наварис носила в душе такую же боль, но в отличие от Тави она и в лучшие времена с трудом могла контролировать свою ярость. Да, ее воля была крепче алмаза, но Тави приготовился нанести удар под правильным углом.

Их поединок закончился, однако Наварис еще этого не понимала.

– Ты ничего не докажешь своему отцу, даже если победишь меня и Арариса, – сказал он. – История о том, что здесь произошло, умрет вместе с тобой.

Кончик длинного клинка Наварис задрожал.

– Ты ему не нужна, Наварис. Неужели ты думаешь, что гора трупов заставит его искать воссоединения с тобой? И что он прижмет к груди кровожадную убийцу?

Глаза Наварис широко раскрылись, так что Тави видел ее белки, потом она заскрипела зубами, и судорога ненависти сотрясла ее тело.

– Прекрати. – Голос убийцы дрожал.

– Он не примет тебя, – безжалостно продолжал Тави. – Никогда. Ты превратилась в чудовище, ты приносишь его Дому лишь позор, а всему миру – страдания.

Убийца затрясла головой, и ее безумные глаза заблестели.

Фригиар Наварис испытывала страдание – давнюю, застарелую боль обиженного ребенка, который не понимает, что происходит и как избавиться от боли. Тави это прекрасно знал. Он носил в себе такую же муку всю жизнь, и ему вдруг стало трудно отличить, где кончается боль Наварис и начинается его собственная.

Боль Наварис питалась сама собой, и Тави ощутил, что испытывает к ней невольное сочувствие, однако заставил себя продолжать:

– Не имеет значения, скольких и кого ты убьешь. Тебя никогда не примут.

Теперь Наварис дышала тяжело и с трудом, хотя оба не двигались.

– Вся твоя жизнь была ложью. Ты сама – ложь, Наварис. – Он понизил голос до шепота. – Для него ты ничто, Наварис. Ты лишь жалкое безумное животное, которое нужно уничтожить.

Она хрипло застонала, и детские обиды внезапно превратились в безумную ненависть, ярость и злобу, Наварис полностью утратила контроль над собой.

Произошло нечто странное.

Магические способности Тави – фурии воды и металла – слились воедино, как никогда прежде. Он почувствовал следующий удар еще до того, как сместился центр тела Наварис, словно ее физические намерения каким-то образом передавались ему через ее эмоции.

Тави не мог сказать, что именно изменилось, но знал, абсолютно точно знал, что она собирается метнуть кинжал ему в лицо, после чего сразу сделать выпад, как только он немного отвлечется.

Тави призвал ветер, он смотрел, как левая рука Наварис медленно поднимается и устремляется вперед. Кинжал вращался, но Тави уже поднял гладий и легко отбил клинок. Из горла Наварис вырвался рев животной ярости, и она бросилась вперед, целясь в его горло. Именно этого шанса так долго ждал Тави.

Он столько раз его тренировал, что ему ни о чем не нужно было думать, его тело двигалось с математической точностью. Когда Наварис устремилась к нему, Тави нырнул вперед, под ее клинок, и его тело составило диагональ с линией атаки Наварис. Как только левая рука Тави коснулась крыши, он отвел правую назад, но тут же выбросил ее в едином смертельном выпаде.

Его клинок прошел сквозь доспехи Наварис, почти не встретив сопротивления.

Наварис застонала, ее глаза широко раскрылись, и Тави почувствовал, как дуновение ее выдоха переместилось вверх по лезвию к его руке.

Она обратила глаза на него и попыталась ударить мечом, но Тави уже выпустил рукоять длинного клинка и откатился в сторону, вскочил на ноги, перебросив гладий из левой руки в правую, и приготовился к продолжению схватки.

Фригиар Наварис сделала один шаг к нему. Потом другой. Оскалила зубы в безумной гримасе ненависти, подняла меч…

…и рухнула, словно опустошенный сосуд. Несколько мгновений она лежала на боку, глядя в пустоту, а ее руки и ноги продолжали делать быстрые движения, словно она все еще сражалась.

Потом она замерла. Тави чувствовал, как от нее продолжают исходить ярость, боль и ужас, но через несколько секунд все прекратилось.

Тави посмотрел на труп убийцы, потом наклонился и осторожно закрыл ее пустые выпученные глаза. Он не помнил, когда в последний раз чувствовал себя таким усталым, но