Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вещи поизносились, она не вылезала из старых джинсов и видавших лучшие времена свитеров. Наряжаться или покупать что-то новое не хотелось: Сабине было безразлично, как она выглядит и какое впечатление производит на окружающих.
Дэниэла она по-прежнему видела нечасто и урывками. Сразу после ее приезда из Алма-Аты он подошел к ней в офисе и на глазах у коллектива выразил соболезнования. Он был немногословен, но, судя по всему, искренен, и она так же лаконично и от души его поблагодарила. На этом их диалог был исчерпан, и все опять возвратилось на круги своя, хотя что-то в поведении Рэндона все же изменилось. Он, по обыкновению, то появлялся, то снова исчезал, и все их общение, как и раньше, сводилось к официальным «здравствуйте» и «до свидания», но что-то все-таки было не так. Теперь, как и много месяцев назад, ей снова казалось, что в те редкие моменты, когда он заходил к ним в офис, он осторожно, украдкой за нею наблюдал. То и дело она ловила на себе его взгляд, от чего уже отвыкла, ведь больше полугода он едва удостаивал ее своим вниманием, снисходя только до того, чтобы бросить дежурное «How are you?»70 или распахнуть перед ней дверь. Поначалу Сабину встревожила эта перемена: она не была готова к тому, чтобы кто-то нарушал ее покой, вторгаясь в ее унылое, но размеренное существование, но, поскольку любопытствующими взглядами все и ограничивалось, постепенно она перестала паниковать, в который раз решив не забивать себе голову чудачествами мистера Рэндона, понять которого все равно была не в силах.
Коллеги поговаривали, что он был занят подготовкой к свадьбе, точную дату которой, впрочем, никто не знал. Как сказала Сабине и Мелиссе вездесущая Джейн, было даже странно, что они так долго тянули с церемонией, ведь помолвка, по ее сведениям, состоялась еще в сентябре. Однако Сабину не слишком волновал этот вопрос: ей было не до Дэниэла и его матримониальных планов. Ей хотелось безбурной жизни без потрясений и потерь, хотелось максимальной, насколько это возможно, тишины и уединения. Впервые ей действительно нравилось быть одной, и то самое пресловутое одиночество в толпе ничуть ее сейчас не тяготило. Более того, каждое утро, придя на работу, она уже мечтала о вечере – о том, как окажется дома, в своей квартире, наедине со своим разбитым сердцем и собой.
Подруги, видя ее состояние, старались поменьше ей докучать, и скоро она обнаружила себя в некоем вакууме, который, тем не менее, был ей необходим. И лишь один человек из их компании не желал мириться с таким положением вещей – только Тони упорно пробивался к ней через стену отчуждения, которую она вокруг себя возвела, и не терял надежды когда-нибудь до нее достучаться.
Так продолжалось всю весну, но уже к маю его усилия были вознаграждены некоторыми подвижками в ее настроении. Похоже, она начала уставать от своего добровольного отшельничества, вновь ощутив потребность в тепле и дружеском участии, от которых на время отказалась и которых ей все-таки стало не хватать. И Тони, как самый верный друг, снова был рядом, потихоньку вытаскивая Сабину из ее скорлупы. Почти все свободное время они проводили вместе: гуляли после работы, ходили по пабам и кафе, играли в боулинг и бильярд, обменивались книгами и дисками. Он помогал вернуть ей почти забытое чувство детскости и беспечности, с Тони она заново училась улыбаться, радоваться солнцу, весне, жизни, наконец. Благодаря его трогательной поддержке ее раны уже не так саднили и в ней вновь понемногу возрождалась вера в себя и в чудо, которое рано или поздно должно с ней произойти.
В его присутствии ей было легко и спокойно, как бывает лишь с теми, кто, зная наши недостатки и слабости, принимает нас такими, какие мы есть, не пытаясь что-то улучшить или изменить. Безусловно, Сабина опасалась, что когда-нибудь он захочет большего, и всякий раз, ловя на себе его обожающий взгляд, упрекала себя за то, что не может ответить Тони взаимностью, но пока, к счастью, у парня хватало терпения и такта не портить их прекрасные отношения любовной ерундой, и она была чрезвычайно ему за это признательна.
Как-то в начале мая бюро получило заказ на реконструкцию большого особняка в викторианском стиле в районе Белсайз-Парк. Владельцы дома – солидная пара с двумя детьми – оказались самыми несговорчивыми клиентами из всех, что Сабине доводилось встречать до сих пор. Загвоздка заключалась в том, что все члены этого семейства по-разному видели стилистическое оформление их жилища и никак не могли прийти к компромиссу. Муж, будучи последовательным консерватором, хотел создать в доме на Ланкастер-гроув респектабельный интерьер в английском стиле с обилием дерева, массивной кожаной мебелью, кроватями с балдахинами и прочими неотъемлемыми, в его понимании, атрибутами британской аристократической жизни. Его супруга, русская по происхождению, настаивала на ар-деко – она была непоколебима в своей уверенности в том, что только яркая цветовая палитра и изрядное количество золота, хрусталя, слоновой кости и перламутра как нельзя лучше подчеркнут их статус и финансовое благополучие. А дети-подростки и вовсе требовали минималистичный интерьер в черно-белых тонах, по крайней мере в своих комнатах.
Сабина была в тупике. Стремясь предоставить заказчикам вариант, способный в той или иной степени удовлетворить каждого, она никак не могла определиться, в каком направлении двигаться. Два дня она ломала над этим голову, пока Тони не спросил, в чем причина ее замешательства, и не предложил ей свое содействие. Они только что вышли из офиса, намереваясь пообедать в ближайшей забегаловке, и стояли у входа в здание, ожидая, когда к ним присоединятся Мелисса и Джейн.
– Тони, спасибо, конечно, но у тебя самого завал, не хочу нагружать еще и своими проблемами.
Тони недавно тоже повысили до дизайнера, и