В первом случае пародируется песня «Москва — Пекин» (1949): «Русский с китайцем — братья навек. <.. > Сталин и Мао слушают нас»; а во втором — речи спортивных телекомментаторов Яна Спарре и Николая Озерова: «Вот еще одну шайбу забили наши чехословацкие друзья!». Поэтому в обоих случаях герой говорит, что такие «братья» и «друзья» ему не нужны: «Не взыщите, бывший наш товарищ Мао!» = «Нужен мне такой друг! / Как его? Забыл… Сэм Брук! / Сэм — наш гвинейский Брут!», — и одинаково иронизирует над советской пропагандой: «Вспомнилась песня, вспомнился стих, / Словно шепнули мне в ухо: / “Сталин и Мао слушают их…”, - / Вот почему заваруха» = «А еще вчера все вокруг /Мне говорили: “Сэм — друг”».

Эта же тема разрабатывается в «Песне автозавистника»: «А он мне теперь — не друг и не родственник, / Он мне — заклятый враг». Поэтому лирический герой мечтает: «И я б их к стенке ставил через одного / И направлял на них груженый самосвал». Похожее желание он выскажет в «Песне Гогера-Могера» (1973): «Я б их болезных запер бы / Покрепче перво-наперво» /5; 527/, - и в том же стихотворении «Как-то раз, цитаты Мао прочитав…»: «Мне бы взять пострелять всю китайскую рать» /2; 458/. Кстати говоря, эта «рать» вела себя точно так же, как враги героя в «Том, кто раньше с нею был» (1961): «Они стояли молча в ряд — / Их было восемь» = «Молча, медленно, как будто на охоту, / Рать китайская бежала на меня». А описание предводителя китайской рати в песне «Мао Цзедун — большой шалун» напоминает описание представителей власти в «Мистерии хиппи»: «Он до сих пор непрочь кого-нибудь потискать» = «Довольно тискали вы краль». Неудивительно, что и лирический герой в стихотворении «Как-то раз, цитаты Мао прочитав…», и лирическое мы в «Мистерии хиппи» одинаково относятся к своим врагам: «Мне плевать на китайскую рать» (АР-8-108) = «Плевать нам на ваши суеверия!». Такое же отношение присутствует в ранней редакции «Песни про правого инсайда» (1967): «Они играют по системе “дубль-вэ”, / А нам плевать — у нас “четыре-два-четыре”!» /2; 432/. Отметим еще одну перекличку между этой песней и стихотворении «Как-то раз, цитаты Мао прочитав…»: «Если мяч не с той ноги — / Всё равно — не стой, беги». «Я был один — мне было бить с ноги» /2; 432, 433/ = «Раньше я стрелял с колена — на бегу» (АР-8-106).

Что же касается погони героя за своим противником (гвинейцем) в «Марафоне», то она уже встречалась в «Прыгуне в высоту» («Разбег, толчок… Мне не догнать канадца — / Он мне в лицо смеется на лету!») и повторится в «Песне Алисы про цифры» (1973): «Вот четверочник бежит / Быстро, легче пуха. / Сзади троечник сопит, / Голова — два уха…». В свете сказанного логично будет и здесь предположить наличие личностного подтекста: лирический герой («троечник») пытается догнать своего противника («четверочника»).

Про «троечника» сказано, что он сопит. Нетрудно понять, что он задыхается в попытке догнать своего оппонента. Такая же проблема возникала у героя в «Песне про конькобежца» и в «Марафоне»: «Подвела меня — ведь я предупреждал! — / дыхалка: / Пробежал всего два круга — и упал… / А жалко!», «Друг-гвинеец так и прет — все больше отставанье. / Я надеюсь, что придет второе мне дыханье». А слово прет напоминает описание «четверочника»: «Вот четверочник бежит / Быстро, легче пуха». Здесь же Алиса, которая является авторской маской, говорит про себя, цитируя при этом «Мою цыганскую»: «Эх, раз, еще раз, голова одна у нас, / Ну, а в этой голове — уха два и мысли две». - а на одном из концертов перед исполнением «Марафона» Высоцкий объявил его так: «Теперь, значит, песня называется “Марафон, или Некоторые мысли”»[809] [810] [811].

Интересные параллели обнаруживает с «Песней Алисы про цифры» и «Песня автомобилиста». В обоих случаях лирический герой (героиня) сначала подвергается травле: «Вот и дразнится народ, / Сзади шепчет глухо: / “Посмотрите — вот идет / Голова, два уха”»593 (АР-1-122) = «Но кончилось глухое неприятье, / И началась открытая вражда», — а в концовке отношение к нему (к ней) меняется на благоприятное: «И не дразнится народ» = «Теперь народом я не ненавидим».

Примечательно также, что поэт не только выступает в образе плохого ученика в «Песне Алисы про цифры» («Сзади троечник сопит»), но и сравнивает себя с ним в «Чужой колее», написанной годом ранее («И склоняю, как школьник плохой, / Колею, в колее, с колеей»594), демонстрируя свою неприязнь к «правильным» школьникам и вообще «первачам»: «Номер первый рвет подметки, как герой» («Четверка пер-вачей»), «И аккуратный первый ученик / Шел в школу получать свои пятерки» («Случай»). В последней песне лирический герой тоже предстает в образе «троечника», который противопоставляет себя отличникам: «Ну что ж, мне поделом и по делам — / Лишь первые пятерки получают».

Одновременно со «Случаем» шла работа над «Детской поэмой» (1971), в которой мы вновь сталкиваемся с образом плохого школьника: «И несчастный неудачник / Утыкается в задачник: / Там в бассейны А и Б / Что-то льется по трубе. / А потом ему во сне / Снятся водовозы, / Что в бассейныАи Б/Нлииаают слёзы».

Последнее четверостишие в рукописи было зачеркнуто (АР-1-34), поскольку содержало отнюдь не детскую мысль, которая уже высказывалась в песне «Я скоро буду дохнуть от тоски…» (1969): «В умах царил шашлык и алкоголь, — / Вот кто-то крикнул, что не любит прозы, / Что в море не поваренная соль, / А в море человеческие слезы», — и повторится в песне «В море слез» (1973), где Алиса скажет: «Должно быть, по морю из собственных слез / Плыву к Слезовитому я океану».

Что же касается общей ситуации в «Песне Алисы про цифры», то здесь троечник и четверочник побежали, заключив пари — кто прибежит первым: «Эх, раз, два, три — / Побежали на пари!». А ведь так уже было в «Горизонте»: «Условия пари одобрили не все», — где встречалась и разновидность бега: «Я знаю, где мой бег с ухмылкой пресекут». Понятно, что речь идет «об автомобильном беге» (как метафоре ускоренного продвижения по жизненному пути), который встретится и в другом автомобильном стихотворении — «Я груз растряс и растерял…» (1975): «Ия бежал, закрыв глаза, / И рвал