представлении Лондона и Вестминстера смело говорилось: «Бывает время, когда становится ясным, что люди перестают быть представителями народа. Такое время наступило теперь. Палата общин не представляет народа». Между тем с нападками на правительство выступил в своих письмах писатель, называвший себя Юниусом; несмотря на злобность и придирчивость их тона, они ясностью и изяществом изложения, отработанностью стиля и страшной силой своего сарказма придали печати того времени новое значение.

Но буря бессильно разбилась об упорство короля. Автор писем подвергся преследованию, ходатайства и представления жителей Лондона были высокомерно отвергнуты. В начале 1770 года перерыв в болезни, так долго удручавшей Чатама, позволил ему снова появиться в Палате лордов. Он тотчас начал протестовать против притязаний общин и предложил билль, объявлявший их незаконными. Но его гений позволил ему понять, что такого рода средств недостаточно для устранения зол, в действительности проистекавших из того, что Палата общин уже не представляла английского народа. Он предложил план ее преобразования путем увеличения числа представителей от графств, составлявших тогда наиболее независимую часть Палаты. Дальше идти он не мог, так как даже эти предложения почти не находили поддержки.

Тори и «друзья короля» не могли поддержать планы, которые ослабляли власть короля. Руководимые Роккингемом виги не сочувствовали парламентской реформе и с гордым презрением относились к народной агитации, в которой вынуждено было выражаться общественное мнение и которую благоразумно одобрял Чатам, осуждая ее крайности. Ко времени борьбы Палаты общин с Уилксом можно отнести начало влияния общественных собраний на политику Англии. Сходки поддерживавших Уилкса избирателей Миддлсекса послужили образцом для массовых собраний землевладельцев Йоркшира, впервые придавших значение вопросу о парламентской реформе; в этом движении к реформе и в учреждении по всей стране сообщающихся между собой комитетов впервые дала себя почувствовать сила политической агитации. В этих оживлении и организации общественного мнения сыграли свою роль политические общества и клубы, а споры и влияние, какое в это время начало оказывать появление большого числа людей, поддерживавших любое политическое движение, показали, что парламенту скоро придется считаться с чувствами всего народа.

Другое средство, более действенное, чем народная агитация, должно было вскоре обеспечить общественному мнению влияние на сам парламент. Известно, как сильно подкупность Палаты общин зависела от секретности совещаний парламента; чем больше пробуждался в народе интерес к общественным делам, тем труднее было ее сохранять. Со вступления на престол Георгов началось публикование неполных отчетов о более важных прениях, под названием «Сенат лилипутов», с вымышленными именами или простыми инициалами для обозначения ораторов. Получаемые тайком и часто записанные только по памяти, такие отчеты, естественно, страдали неточностью, чем охотно пользовались как предлогом для строгого применения правил, охранявших тайну совещаний парламента. В 1771 году общины издали прокламацию, запрещавшую публикацию их прений, и шестеро типографов, нарушивших ее, были вызваны к решетке Палаты. Один из них отказался явиться и был арестован ее посланцем, но этот арест тотчас втянул Палату в столкновение с магистратами Лондона, которые признали прокламацию вполне законной, выпустили типографов и посадили посланца в тюрьму за незаконный арест. Палата отправила лорд-мэра в Тауэр, но крики толпы, сопровождавшей его на пути, показали, что и на этот раз общественное мнение на стороне печати; когда при ближайшей отсрочке парламента мэра выпустили, попытка помешать публикованию парламентских прений была молча оставлена.

Немного столь важных перемен было произведено так тихо. Опубликование прений не только сделало представителей постоянно и действительно ответственными перед их избирателями, но и призвало саму нацию присутствовать при совещаниях ее представителей. Обсуждение всех важных для народа вопросов в Палатах и в печати вызвало в массах большой интерес к делам и дало им новые средства политического воспитания. Общественное мнение, выраженное и представленное со всех его сторон газетами и журналами, приобрело значение в практической политике, начало влиять на ход прений, внимательнее и постояннее, чем это мог сам парламент, следить за действиями правительства. Важность нового положения обеспечила печати такое влияние, какого она никогда прежде не имела. К этому времени относится появление первых больших английских газет: «Утренняя летопись», «Утренняя почта», «Утренний вестник», «Время». Все они появились в промежутке между первыми годами Американской войны и началом борьбы с Французской революцией. В этих газетах журналистика получила качества ответственности и интеллигентности. Наемных писак «Тробстрита» сменили публицисты высоконравственные и с литературным талантом; философы, вроде Колриджа, и политики, вроде Кэннинга, прибегали к печати, чтобы оказывать влияние на общественное мнение.

Но пока эти влияния чувствовались слабо, и Георг III презрительно отверг политику Чатама и вступил в еще более пагубное столкновение, чем борьба с печатью. Из всех событий последних лет более всего его возмущала мера, предупредившая войну между Англией и колониями. Для короля американцы были уже «мятежниками», а великий государственный человек, своим красноречием придавший непреодолимую силу их требованиям, представлялся ему «трубой возмущения». В своей переписке с министрами Георг III оплакивал отмену штемпельных актов. «Все чувствуют, — писал он, — что роковая уступчивость 1766 года только усилила притязания американцев на полную независимость». В самой Америке известие об отмене было встречено общей радостью и принято за окончание спора. Но с обеих сторон оставались гордость и раздражительность, которые мог смягчить только разумный образ действий, а он был невозможным при тогдашнем положении английской политики. Прошло всего несколько месяцев, и споры возобновились. Едва в 1767 году болезнь отстранила лорда Чатама от всякого участия в общественных делах, как жалкое правительство, носившее его имя, распустило Нью-Йоркское собрание за отказ в расквартировании английских войск и решило подтвердить верховенство Англии взиманием в американских портах небольших ввозных пошлин.

Собрание Массачусетса было распущено из-за пустячного столкновения с губернатором, а Бостон на время занят английскими солдатами. Однако представление законодательных собраний Массачусетса и Вирджинии, наряду с падением фондов, указали министерству на опасность пути, на который оно вступило, и в 1769 году войска были отозваны и все пошлины, кроме одной, отменены. Но король настоял на сохранении пошлины на чай, чего было достаточно, чтобы помешать полному восстановлению добрых чувств. Почти во всех колониях происходили мелкие столкновения между выборными собраниями и назначенными короной губернаторами, и колонисты упорствовали в своем решении ничего не ввозить из метрополии. Но пока все-таки можно было не опасаться серьезной борьбы. В Америке влияние Джорджа Вашингтона успокоило раздражение Вирджинии. Массачусетс ограничился спорами со своим губернатором и отказом покупать чай, пока взимается пошлина. В Англии даже Гренвиль, одобрявший сохранение названной пошлины, отказался от всякой мысли о дальнейшем обложении.

Но теперь все зависело от короля. Министерство окончательно подорвали нападки Чатама в 1770 году. Те из его