Поднявшись, я оправила платье и, точно сомнамбула, двинулась вперед. Один, два, три, четыре, пять, шесть… а на седьмом шаге вонь множества тел и спертый воздух подсказали, где я. Это же аванзала! Сбитая с толку, я замерла как вкопанная. Неужели Автарх приказал перевезти меня сюда, пока я сплю? Придержат ли остальные плети, узнав меня? Дверь! Дверь!

Замешательство мое оказалось столь сильным, что я едва не рухнула навзничь, споткнувшись о путаницу в мыслях. Мало этого, крепко сцепленные перед грудью пальцы оказались не моими: правая кисть слишком крупна и сильна, и левая ей не уступит!

С этим Текла исчезла, как сон, – вернее сказать, рассеялась без остатка, а рассеявшись, канула в глубину моей памяти, и я, вновь ставший самим собой, остался один.

Однако главное от меня не ускользнуло. Где находится дверь – потайная дверь, сквозь которую в аванзалу пробирались по ночам юные экзультанты с энергетическими плетьми из витой проволоки, я помнил твердо. Помнил и, учитывая все, что увидел и передумал, мог бежать отсюда хоть завтра же. Или хоть сию же минуту.

– Будь добр, – раздался рядом тоненький голосок, – скажи, куда пропала та дама?

Снова она – та самая девочка с темными волосами и огромными, горящими любопытством глазищами… Я спросил, вправду ли она видела здесь какую-то женщину.

Тонкие пальчики девочки стиснули мою ладонь.

– Да, высокую такую даму, и мне теперь страшно. Тут в темноте прячется жуткая тварь. Вдруг да отыщет ее?

– Но ты же никаких ужасов не боишься, помнишь? Разве не ты смеялась над тем зеленым лицом?

– Это – дело другое. Черная тварь, сопящая в темноте.

В голосе девочки слышался неподдельный страх, сжимавшие мою руку пальцы заметно дрожали.

– Как выглядела та дама?

– Не знаю. Я разглядела ее только потому, что она черней темноты, а что это дама – поняла по походке. Подошла посмотреть, кто это, гляжу, а здесь только ты.

– Кажется, понимаю, – ответил я, – хотя ты тут вряд ли что-то поймешь. А теперь возвращайся-ка к матери и ложись спать.

– Гляди, оно вдоль стенки ползет.

С этими словами девчонка, выпустив мою руку, исчезла, но поступать как велено, я уверен, вовсе не собиралась. Вместо этого она последовала за нами с Ионой: после, по возвращении сюда, в Обитель Абсолюта, я дважды мельком видел ее, несомненно питающуюся тем, что удастся стащить. (Возможно, прежде она возвращалась в аванзалу во время раздачи еды, но я приказал освободить всех заключенных там; если потребуется – с большинством, полагаю, так и получилось, – выгнать на волю острием пики под зад. Никарету я распорядился доставить ко мне, и спустя пару минут после того, как начал писать о нашем пленении, в кабинет вошел мой мажордом, доложивший, что она ждет позволения войти.)

Иона лежал на прежнем месте, в прежней позе, и я вновь разглядел во мраке белки его глаз.

– Ты говорил, что лишишься рассудка, если не выйдешь отсюда, – сказал я. – Идем. Пославший нотул, кем бы он ни был, приготовил новое оружие, но я нашел путь к свободе. Уходим немедля.

Иона даже не шелохнулся. В конце концов пришлось мне взять его за плечо и поднять на ноги. Должно быть, многие металлические части его тела были выкованы из тех «белых» сплавов, что отличаются обманчивой легкостью веса, так как поднял я его, точно мальчишку, однако и металлические части, и живую плоть моего друга покрывал тонкий слой какой-то влажной слизи. Такая же мерзкая слякоть обнаружилась и на полу под ногами, и даже на стене. Очевидно, неведомая тварь, о которой предупреждала девчонка, явилась сюда и ушла во время нашего разговора, и искала отнюдь не Иону.

Дверь, сквозь которую попадали в аванзалу мучители, находилась неподалеку от нашего места ночлега, посреди самой дальней из стен подземелья. Подобно почти всем столь же древним дверям, отворялась она по волшебному слову. Я прошептал это слово, и мы, пройдя сквозь потайной проем, оставили дверь открытой. Бедняга Иона шагал со мной рядом, будто кукла целиком из металла.

За порогом спиралью тянулась вниз узкая лестница, увешанная гирляндами тенет, сплетенных мертвенно-бледными пауками, и устланная толстым ковром пыли. Это я еще помнил, но куда ведет эта лестница, вспомнить никак не мог. Впрочем, что бы ни ожидало нас впереди, в затхлом воздухе чувствовался привкус свободы, и я, несмотря на все свои тревоги, едва не рассмеялся в полный голос.

На многих площадках нам попадались новые потайные двери, однако, войдя в любую, мы имели весьма неплохие шансы столкнуться с кем-нибудь еще. Лестница же казалась безлюдной, а мне, прежде чем я попадусь на глаза кому-либо из обитателей Обители Абсолюта, хотелось бы оказаться как можно дальше от аванзалы.

Одолев около сотни ступеней, мы достигли дверей, украшенных багряным тератоидным знаком, показавшимся мне символом неведомого языка, рожденного на свет где-то далеко вне берегов Урд. В этот-то миг на лестнице и раздались чужие шаги. Ни ручки, ни задвижки на дверях не оказалось, но я навалился на створки всей тяжестью тела, и двери после недолгого сопротивления распахнулись настежь. После того, как Иона шагнул через порог следом за мной, створки захлопнулись за нашими спинами так стремительно, что я ожидал жуткого грохота – но нет, сомкнулись они без малейшего шума.

За дверями царил полумрак, но, стоило нам войти, свет засиял куда ярче. Воспользовавшись этим, я убедился, что, кроме нас, в помещении никого больше нет, и пригляделся к Ионе. Лицо его оставалось столь же неподвижным, как и в то время, когда он сидел, прислонившись спиной к стене аванзалы, однако, вопреки моим опасениям, отнюдь не безжизненным. То было лицо человека, готового вот-вот проснуться, а на щеках его влажно поблескивали извилистые дорожки, проложенные слезами.

– Узнаешь меня? – спросил я.

Иона молча кивнул.

– Иона, я должен отыскать «Терминус Эст», если удастся. Может, я и бежал из заточения, как какой-нибудь трус, но теперь, получив шанс поразмыслить, понял, что без него уйти не могу. В кармашке ножен осталось письмо к архонту Тракса, да и расстаться с ним я, откровенно сказать, не в силах. Но если тебе хочется убраться отсюда скорее, я все пойму. Ты ведь, в конце концов, ко мне не привязан.

Однако Иона меня словно бы не услышал.

– Я знаю, где мы, – сказал он и неловко, скованно поднял руку, указывая на нечто, принятое мною за створчатые ширмы.

Обрадованный хоть каким-нибудь откликом, я, большей частью в надежде на продолжение разговора, спросил:

– И где же мы?

– На Урд, – отвечал он и двинулся через комнату, к ширмам.

Створки ширм украшали гроздья бриллиантов вперемежку с извилистыми эмалевыми символами, точно такими же, как на дверях, однако символы эти оказались куда менее странными, чем действия моего друга Ионы, рывком раздвинувшего ширмы. Да, деревянная жесткость в движениях, замеченная мною минуту назад, исчезла как не бывало, но прежним, самим собой он вовсе не стал.