Они медленно переходили от одной картины к другой. Джон очень скупо комментировал свои работы, но Роза вдруг отчетливо поняла, почему сегодня утром он так и не откликнулся на ее желание поговорить о прошлом. Отец просто не захотел тратить последние драгоценные мгновения своей жизни на разговоры о том, что он уже запечатлел на своих холстах. Ведь это же для нее он рисовал, стараясь передать все свои ошибки и заблуждения, горечь раскаяния, напрасные сожаления. Снова и снова он повторял один и тот же образ, образ маленькой девочки по имени Роза, всякий раз воспроизводя его с огромной любовью и беспощадной честностью по отношению к себе как художнику.

На холстах то и дело мелькало изображение Тильды. Иногда он рисовал ее одну, иногда вместе с Розой. В художественном сознании отца причудливо преломились и совместились два образа его женщин – образ возлюбленной и образ жены, матери Розы. Особенно тронул сердце Розы портрет, на котором отец изобразил ее мать жизнерадостной белокурой красавицей, какой Роза едва помнила ее, и то лишь по самым ранним годам своего детства. Тогда мама искрилась весельем, и в доме постоянно звучал смех. Но разглядывая изображения матери, Роза вдруг обнаружила, что они не только воскрешают в ее памяти давно забытый облик, но и странным образом перекликаются с ее собственным теперешним, с обликом той Розы, какой она стала сейчас. У нее даже появилось чувство, будто вся энергетика ее молодой, красивой, полной жизни и любви мамы каким-то таинственным образом перетекла в нее самое. Пожалуй, более драгоценного подарка от отца она еще не получала. Отец словно давал ей понять, что, сумев выстоять в схватке с Ричардом, она подхватила тот факел надежды, который озарял молодые годы ее матери, и сейчас ее долг нести факел дальше, в будущее, пока еще покрытое завесой неизвестности. Своеобразное завещание отца: она должна прожить свою новую жизнь за двоих, за себя и за свою покойную маму.

На самом последнем полотне Джон изобразил Мэдди. Она парила высоко в небе, среди облаков, широко раскинув руки, а внизу проплывали величественные горы, те самые, которые окружали их Грозовой дом. Рядом с этим полотном они обнаружили наконец и долгожданный сюрприз для Мэдди.

Ее собственная картина в красивой рамке висела рядом с картиной дедушки. На ней Мэдди запечатлела Джона, стоящего возле мольберта. У его ног примостилась сама Мэдди, тоже занятая рисованием, а чуть поодаль на табуретке устроилась Роза, погрузившись в чтение какой-то книги, терпеливо поджидая тот час, когда оба художника закончат свою работу. Мэдди изобразила мать с ее нынешней прической – светловолосым ежиком на голове. Юная художница так чутко уловила атмосферу семейного счастья, быть может, несколько необычного, с точки зрения стандартного восприятия, но зато такого полного и всеобъемлющего, что Роза была просто покорена мастерством дочери. Все, что она сама лишь чувствовала, но не могла выразить словами, все это тонко подметила и запечатлела Мэдди, остановив счастливое мгновение навсегда.

Как хорошо, думала Роза, что отец согласился приехать и участвовать в открытии выставки. Она с радостью отпустила его от себя и сейчас не без удовольствия наблюдала за тем, как ему нравится быть в самой гуще толпы, как свободно и легко он держится, обтекаемый со всех сторон все новыми и новыми людскими потоками. Но, наверное, так и надо, размышляла она про себя. Ведь отец так долго прожил в добровольном заточении, полагая, что это самый подходящий для него образ жизни. Вполне возможно, когда-то так оно и было, но только не сегодня и не сейчас.

– Ну, не чудо ли все это? – тихо воскликнул Фрейзер, неожиданно возникнув рядом.

– Да, ты прав! Настоящее чудо! – Роза взглянула на него с улыбкой. – Я и подумать не могла, что все так обернется. Ты только посмотри на него! Вспомни, сколько он устраивал нам скандалов. А оказывается, он любит такую жизнь!

– Я всегда считал, что он совершал большую ошибку, так долго скрываясь в уединении от всех и вся, – согласился с ней Фрейзер. – Но я думаю, что его возвращение в публичный мир искусства стало возможным только благодаря тебе. Если бы ты не вернулась в его жизнь, если бы не состоялось ваше примирение, он так бы и влачил свои дни в изоляции. Слава богу, что тебе удалось отыскать его. Иначе мы никогда бы не стали свидетелями такого волнующего события, которое творится сейчас на наших глазах. Прости за высокий стиль…

– О, да! – задумчивая улыбка скользнула по лицу Розы. Она снова посмотрела на отца. Он весело смеялся, откинув назад голову, явно потешаясь над очередной сентенцией Мэдди. – Я ведь приехала в Милтуэйт в поисках любви. Вот только я плохо понимала тогда, какая она есть, эта любовь, на самом деле.

По завершении приема Фрейзер предложил переночевать в каком-нибудь отеле, но Джон воспротивился в самых категорических выражениях. Сказал, что если ему уж суждено умереть, то он предпочел бы сделать это у себя дома, на своей постели, и никакие дурацкие отели ему не нужны.

Мэдди уснула прямо в машине, не успели они немного отъехать от Эдинбурга. А вскоре ее примеру последовал и Джон. Закрыв глаза, он мирно посапывал на сиденье, уронив подбородок на грудь. Остальная троица – Тильда, Роза и Фрейзер – за всю дорогу не проронила ни слова, наслаждаясь тишиной, царившей в салоне. Да и, собственно, о чем еще можно было говорить, когда в течение вечера было столько всего сказано?

– Ну, вот и приехали! – промолвил Фрейзер, въехав во двор, и заглушил двигатель. – Я отнесу Мэдди в кровать. Тильда! Попрошу вас, включите мне свет. А заодно подготовьте постель для Джона. Роза! Я вернусь через минуту и помогу тебе довести отца до кровати.

Роза вышла из машины и, закинув руки за голову, загляделась в ночное небо, сплошь усеянное звездами. Здесь, в деревенской глуши, вдали от городских огней, звезды светили особенно ярко и были такими огромными, что, казалось, стоит только протянуть руку, и можно дотронуться до любой из них. Роза чувствовала себя смертельно уставшей и вместе с тем безмерно счастливой. Она медленно прошлась вокруг машины и открыла заднюю дверцу.

– Папа! – прошептала она и легонько коснулась его руки. – Папа! Мы уже дома!

– Правда? – удивился Джон, с трудом разлепляя веки. – Я рад, что дождался.

События минувшего дня отняли у него слишком много сил. Он с трудом переставлял ноги и весь короткий путь до дома буквально висел на Фрейзере. Они едва дотащили его до кровати, и он тут же рухнул на постель. Роза тихо вышла, оставив Тильду наедине с мужем. Та помогла Джону раздеться, умыться и уложила его в кровать. После чего вышла к ним, чтобы взять сумочку и ехать к себе.

– Тильда! – остановила ее за руку Роза. – Почему бы вам сегодня не заночевать у нас? Да и вообще… Оставайтесь с папой. Я знаю, он любит, просыпаясь по утрам, видеть вас рядом. Я помогу вам найти замену для вашего магазина, а завтра можем съездить и забрать те вещи, которые вам могут понадобиться. Мне хочется, чтобы вы пожили вместе с нами. Мы все этого хотим.

Тильда молча кивнула, глаза ее наполнились слезами. Роза благоразумно решила не продолжать этот разговор, отложив все подробности до утра. Тильде тоже нужно время, чтобы собраться с чувствами – день был для всех непростой.