Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все пожали друг другу руки. Рукопожатие русских оказалось на редкость крепким: еще чуть-чуть, и пальцы отдавили бы, даже Люси не пощадили. Лашери объяснил, что оба офицера прилично говорят по-английски, и он рассчитывает, что за время полета они расскажут французским коллегам о последних ключевых элементах дела.
В здании аэровокзала торговали всем подряд. Колбаса, черный хлеб, соленые огурцы, сыр… Обменяв евро на рубли, французы отправились в меховой магазин и вышли оттуда приодетыми на русский лад. У спутников это вызвало чуть насмешливые улыбки.
Потом они зарегистрировали багаж, выпили по рюмке водки (все, кроме Люси, которая выбрала чай) и двинулись к терминалу. Полицейские немножко расслабились, обстановка была довольно спокойной. Однако час вылета приближался, Лашери вежливо распрощался со всеми, сказал что-то по-русски офицерам, потом снова повернулся к французам:
— До связи. Удачи вам!
Двадцать минут спустя самолет оторвался от земли и полетел в направлении Уральских гор.
Взрыв, россыпь красок…
Никогда, ни в одной поездке Шарко не видел ничего подобного. Россию он неизменно представлял себе угрюмой, серой, будто залитой цементным раствором, равниной, а в действительности оказалось все наоборот. Не отлипая от иллюминатора, он наблюдал процесс появления на земле алмазов: степь, как выяснилось, обладала способностью преобразовывать боковой солнечный свет в мириады искр. А озера с мягкими округлыми очертаниями, а бушующие потоки, а хвойные леса и березовые рощи, которые, казалось, цепляются корнями за склоны заиндевелых гор… Звездно-синий, неистово-белый, все оттенки зеленого, как в джунглях, спорили между собой на этих безмолвных просторах — и так хотелось лечь там, внизу, на спину и неотрывно смотреть в бесконечное небо…
Потом под ними возник большой город — будто раковая опухоль на здоровой ткани. Самолет снижался — заводы обретали пропорции, перспективу. Металлургия, горнодобывающая промышленность, тяжелая… Бывшие военные предприятия заслоняли горизонт, по нескончаемым дорогам нескончаемым потоком двигались грузовики, бульдозеры, тракторы, от них становилось черно в глазах… Тысячи машин разного рода, миллионы единиц вооружения были сделаны здесь для того, чтобы дать отпор врагу.
Когда самолет коснулся земли, Шарко съежился. Вот. Они почти прибыли. Они приблизились вплотную. К концу расследования. К краю света.
В вестибюле аэропорта их поджидали трое мужчин с выправкой оловянных солдатиков, с одинаково невыразительными лицами, с квадратными, туго обтянутыми кожей челюстями. Шарко они напомнили ребят из RAID’а[81], но в версии КГБ. Андрей Александров и Николай Лебедев наскоро всех перезнакомили. Местные не знали ни слова по-английски, потому удовольствовались вежливой улыбкой в адрес комиссара и — так уж и быть — взглянули на Люси.
Русские что-то долго обсуждали, время от времени хлопая друг друга по плечу, после чего Александров направился к Люси, которая чувствовала себя здесь какой-то совсем ничтожной и неуместной.
— Парни рассказали про хороший отель для туристов. Гостиница называется «SMOLINOPARK» и находится на берегу озера Смолино, вдали от промышленной зоны. Это в двадцати пяти километрах отсюда. Там отлично кормят и есть все удобства. Такси может вас туда доставить прямо сейчас.
Чувствуя, что нервы Люси на пределе и она вот-вот взорвется, Шарко поспешил вмешаться.
— Спасибо, прекрасно! — кивнул он в ответ на предложение майора. — А можно нам с коллегой пару минут поговорить наедине? Мы сейчас вернемся.
— Только недолго, пожалуйста.
Александров отошел. Люси смотрела ему вслед нехорошим взглядом:
— Такое ощущение, что эти крутые мачо принимают меня за идиотку! Нет, ты слышал: «прекрасный отель для туристов», «все удобства»… Ты слышал?!
Шарко поправил шапку на голове Люси, убедился, что ее мобильник заряжен:
— Благодаря телефону я всегда буду рядышком, Люси. А для меня главное — чтобы ты не волновалась. Поезжай в отель, отдохни там как следует, позвони матери, скажи, что все в порядке… Думаю, местные знают, что делают.
Люси прижалась к любимому, но на них обоих были такие толстые куртки, что ей почудилось, будто она обнимает Бибендума[82].
— Будь очень осторожен, Франк, никуда не суйся — только наблюдай. Сколько раз ты уже был на краю гибели, тебе мало? Поклянись, что будешь беречь себя!
— Клянусь, милая.
Комиссар проводил ее до такси. Ледяной воздух обжигал открытые участки кожи, не минуя ни единого квадратного сантиметра; все болело как сплошная рана. В теплом салоне машины Люси наконец вздохнула. Александров объяснил водителю, куда ехать. Шарко, последний раз поцеловав подругу, с тяжелым сердцем смотрел вслед удаляющейся машине… и тут зазвонил телефон.
Он с улыбкой глянул на экранчик — нет, «номер не определен».
Комиссар снял перчатку, нажал зеленую стрелку и просунул мобильник между «ухом» шапки и собственным ухом:
— Шарко.
В ответ только дыхание.
Сердце полицейского сжалось, сразу же стало понятно.
Это был он. Убийца Глории.
Комиссар украдкой поглядел на ожидавших его русских и сказал в трубку:
— Я знаю, что это ты, сукин сын.
С той стороны никакой реакции не последовало. Шарко прислушивался, пытаясь уловить хоть какой-нибудь шорох, который мог бы оказаться полезным; он в спешке старался придумать что-то, что могло бы задеть врага за живое, вот… кажется, придумал!
— Ну что, не понимаешь, куда я делся, да? И настолько растерялся, настолько выбит из седла, что не удержался и позвонил? Никак не поймешь моего отсутствия, да? Должен тебе сообщить с глубоким прискорбием, что ты для меня не главное, не центр моего существования. Глория и тогда уже ничего для меня не значила, а ты — тем более.
Трубка по-прежнему молчала. Шарко был убежден, что «собеседник» в конце концов попросту отъединится.
— Похоже, я отравил тебе праздники, да и твою шахматную партию изрядно подпортил, — продолжил комиссар. — Ты с таким трудом все это выстраивал, а я взял да и не явился на свидание.
Теперь комиссар нервно расхаживал по тротуару.
И вдруг в тишине прозвучали два слова:
— Ты врешь.
Полицейский замер на месте. Голос был мужской, приглушенный, словно преследователь Шарко говорил, накрыв микрофон платком.