Один из местных офицеров подошел к их машине сообщить что-то Андрею Александрову, тот опустил стекло, и в салоне дохнуло холодом. Обменявшись с коллегой несколькими фразами, московский майор обернулся к комиссару и сказал по-английски:

— Кабинет здешнего начальника Леонида Яблокова вон в том доме. Едем туда.

Перед ними подняли шлагбаум, обе машины быстро двинулись к зданию, но, пока они ехали, Шарко, глянув направо, успел заметить ворота — через них, очевидно, и попадали в центр захоронения отходов, находившийся внутри холма. Оттуда вырывался яркий свет, вокруг было множество табличек с предупреждающими надписями и знаками, изнутри медленно выезжал грузовик с пустым кузовом…

Дальше все вдруг пошло очень быстро. Александров заметил в свете фар черный силуэт, который метнулся к стоявшей позади административного здания машине, норовя вот-вот исчезнуть из виду, но не тут-то было: полицейские автомобили мгновенно перегородили ему дорогу, распахнулись дверцы, дула пистолетов Макарова нацелились на беглеца, прозвучали отрывистые слова, похожие на предупредительный оклик. Еще несколько секунд — и шапка Яблокова полетела на землю, а вот уже он в наручниках, а вот уже его — на глазах застывших в немом изумлении сотрудников центра — повели в кабинет.

Шарко протиснулся между русскими, чтобы лучше видеть.

В кабинете начальнику центра приказали сесть на стул. Маленький лысый человечек с оттопыренными ушами повиновался, глядя в пол и не произнося ни слова. Не дрогнул и не заговорил он и тогда, когда ему сунули под нос снимки Дассонвиля и Шеффера.

Обстановка быстро накалялась, голоса зазвучали громко. Вооруженные гиганты кричали на хозяина кабинета, не стесняясь в выражениях. Яблоков молчал. Так прошло несколько минут, и наконец один из челябинских офицеров, выйдя из себя, свалил Яблокова вместе со стулом на пол и наступил ему ногой на лицо. За этим последовали удары в живот, и, хотя французскому полицейскому они показались все-таки чрезмерно сильными, он не мог не оценить мастерства, с каким русские коллеги добиваются ответа на свои вопросы.

— Да! Да! — завопил Яблоков со слезами в голосе, пытаясь прикрыться руками.

Все отошли, позволили ему подняться с пола. Лица полицейских были суровыми, жесткими, они тяжело дышали, изо рта вырывались облачка пара. Шарко чувствовал, что его русские собратья не намерены особо тянуть с допросом в этом про́клятом месте: они толкали Яблокова, пинали, кричали ему в ухо, и наконец тот сдался. Кивнул, когда ему в очередной раз показали фотографии Шеффера и Дассонвиля. Поняв, что оба они действительно находятся здесь, Шарко испытал огромное облегчение.

Леонид Яблоков говорил по-русски. Выслушав его, один из офицеров открыл шкаф с радиационно-защитной одеждой, и все, включая Шарко, в нее облачились. Тяжелая куртка доходила комиссару до середины бедра. С Яблокова сняли наручники, и он тоже надел куртку, подбитую свинцом.

— Яблоков хочет отвести нас в центр захоронения отходов, — пояснил Франку Андрей Александров, — он говорит, что люди, которых вы ищете, там. Поедем на грузовике.

— А что они там делают?

— Он покажет на месте.

Шарко опасался того, что им предстоит увидеть. Он думал о переплетении человеческих жизней, о смертях, ставших вехами в его расследовании: ведь каждая смерть была предупреждением. Когда все вышли наружу, комиссар окинул взглядом бывший урановый рудник и весь этот ужас вокруг него, этот ужас, упрятанный подальше от людей с Запада, и решил, что не может быть ни малейших сомнений: «Маяк-4» и впрямь идеальное место для самых чудовищных экспериментов.

Франк затянул потуже шнурок капюшона, надел толстые — тоже со свинцом — перчатки и пошел за русскими. Александров предложил ему сесть в кабину грузовика, рядом с Яблоковым, остальные полицейские забрались в кузов и съежились там, чтобы было не так холодно. Даже у людей, привыкших к суровым климатическим условиям, организму тут приходилось ох как несладко.

Водитель взялся за руль и повел машину вперед, следуя указаниям начальника центра. Когда грузовик оказался в туннеле, прорытом в горе, Шарко невольно сгорбился. Дневной свет уступил здесь место свету неоновых ламп, вдоль сводов бежали сотни кабелей, обеспечивавших бесперебойное питание множества насосов, средств вентиляции, самых разных электроустановок. Грузовик повернул, спуск сделался круче. Все здесь было вполне современно: широкая ровная дорога, гладкие стены, чистота… Комиссар попытался представить, как выглядело это место полвека назад, — представить себе шахтеров, узников ГУЛАГа, каторжников, вырубающих из горы киркой урановую руду в самых что ни на есть ужасных условиях…[84]

Проехав около трехсот метров, машина остановилась в нише перед гигантским лифтом, подвешенным на кабелях весьма впечатляющей толщины. Совершенно ясно, что именно этим лифтом перевозили бочки с ядерными отходами, прежде чем окончательно захоронить их на сотни метров ниже, в глубоких слоях земной коры[85].

Полицейские вошли в кабину лифта, Яблоков сунул ключ в скважину на суперсовременной панели управления, набрал код и произнес несколько слов, которые Александров поспешил перевести французскому коллеге:

— Он привезет нас на уровень, которого нет ни на одном плане. Там — секретный центр, созданный в две тысячи первом году.

— То есть тогда, когда Яблокова назначили руководителем…

Взгляды всех были прикованы к табло, где мелькали числа: глубина пока еще не достигла пятидесяти метров. Температура по мере спуска повышалась, радиоактивность окружающей среды — уменьшалась с каждой секундой, а начальная составляла пятнадцать миллизивертов в час.

Когда лифт остановился на отметке чуть ниже ста десяти метров, Яблоков скинул капюшон и снял перчатки. Все последовали его примеру — тем более что на лбу у каждого выступили капельки пота: температура теперь была шестнадцать градусов.

Металлическая дверь открылась, полицейские увидели перед собой небольшой ярко освещенный туннель, ведущий прямо вперед, и молча вышли наружу. Здесь, в этом замкнутом пространстве, Шарко стало трудно дышать, мышцы его налились кровью, то, что он ощущал, очень напоминало клаустрофобию, но сейчас было не время поддаваться слабости, он осмотрелся и двинулся вслед за русскими.

Наконец и он добрел до комнаты, находившейся глубоко в туннеле справа.

Теперь уже не оставалось сомнений: это здесь!

Операционная с фотографий.

Кругом какие-то сложные аппараты, куда ни глянь — мониторы, шланги, кабели, и запах как в больнице, из тех, от которых сразу начинает подташнивать.