Потому что вы живёте в царстве отдельных недостатков. Потому что каждый из вас и есть отдельный недостаток. И ходить вам по кругу, пока думать не научитесь. Вы себе и другим показываете, как не надо жить. Другие на ваших ошибках учатся, а вы – нет.

«Хорошо. Мы всей своей жизнью показываем, как не надо. Так дайте ж каждому за то, что он свою судьбу превратил в назидание, возможность хоть чуть-чуть пожить, как надо. А то гнут, гнут…»

Ну вот опять: «Дайте». Вам и так дали. Ваши отцы и деды страдали куда больше. Их и на войне убивали, и в застенках гноили.

«Да, физически нас не убивали. Нас убивало наше время. Нас выхолостили, с детства пропитали уксусом незыблемых истин, превратили в ничто. Обездвиженные, мы без интереса смотрели по телевизору, как где-то кто-то боролся за свои права. Нас лишили воли и желания пошевелить пальцем в свою защиту».

А почему ты постоянно ищешь виновных на стороне? Время виновато? Условия, превратившие вас в безмозглую массу, созданы при вашем попустительстве. Вам в абсурде жилось сладко и уютно, и вы о другом не мечтали. По земле, меченной страхом и злом, вы ходили, как по плацу, долбя пятками и поднимая пыль. Вы вышвыривали из могил черепа и давили их каблуками… Тихо, тихо, без истерик – это образно говоря. Вы топали, давили и не думали, не пытались задуматься. Каждому поколению – своё время. Каждое время – это испытание. Вы своего испытания не выдержали. Вы ленитесь что-то представлять из себя, ленитесь стать гроссмейстерами, вы предпочитаете, чтобы вас использовали, как инструмент. Вы – марионетки. Человек — это тот, кто умеет думать, сопоставлять, делать выводы, человек должен думать, человек не может не думать…

«Но потом мы всё-таки что-то поняли и, несмотря ни на что, выжили».

Ничего вы не поняли, иначе не искали бы смысл там, где его нет, не искали бы виновных в том, в чём виноваты сами, не искали бы оправданий поступкам, за которые надо выпрашивать прощение.

«Но мы заслуживаем доброго слова уже за то, что не унываем».

Не унываете, потому что ничем не отличаетесь от элементарных частиц… микромир… Мельтешение, случайные столкновения, абсолютная подчинённость законам природы… А вы существуете для иного… Вы надеетесь… небеса пусты… учитесь самостоятельности, а там будет видно… Вы не умеете…

«Ого! В палате горит свет. Вечер что ли уже? Кажется, я спал, но завтра ещё не наступило. Что же время так медленно? Дверь, наверно, не прикрыта – слышно вечернее шарканье тапочек, тихие разговоры. Для врачей рабочий день закончился, они разошлись по домам, медсёстры расслабились и занимаются своими делами, а власть на этаже перешла к больным. Они выползли из палат, прогуливаются, или ковыляют с кружкой за кипяточком, или с полотенцем на шее спешат к умывальнику. Это самое подходящее время для скоротечного знакомства с товарищем по несчастью, самое время поделиться со случайным слушателем своими бедами. Утром и днём совсем другие заботы: «На капельки! На капельки!» «Я воспользуюсь вашей розеткой? А то моя барахлит» «Скажите Иванову из семнадцатой, чтобы шёл в смотровую» «На обед уже приглашали?» «Не видели, в столовой много народа?» Утром и днём хозяйничают решительные и нагловатые медсёстры, а больные отсиживаются в палатах или жмутся в коридорах к стенам, пропуская мимо себя каталки с бельём. А вот вечер – это совсем другое дело. Вечером, после ужина, после капель и уколов кончается лечение, и начинается подобие жизни. Господи! Скорее бы наступило завтра. Сейчас плохо так, что хуже некуда. Хуже может случиться только завтра. Вот оно: я достиг далёкого будущего, кругом – те туманные крыши, в которые я вглядывался в детстве, а я их не вижу. И могу вообще больше никогда ничего не увидеть. Без зрения я превращусь в бесполезную недвижимость».

А раньше что в тебе было полезного?

«Я думал, что-то было. Ну, пусть не полезного, так, хотя бы доброго… Я никогда не лез без очереди… Своих не выдавал…»

От тебя можно было ждать гораздо большего. Для этого тебе было предоставлено достаточно.

«Что мне было предоставлено?»

Всё. Твоя жизнь звучала простой и понятной мелодией, но в ней были расставлены очень выразительные акценты, и тебя тыкали в них носом.

«Насчёт себя я не обольщаюсь. Я слаб и бездарен…»

Не лукавь! Ты о себе думаешь иначе.

«Но я же не умею раскрыть объятья для всех, живущих рядом со мной, я не в состоянии полюбить их, я не способен нести ответ за всё, что совершила моя страна. И даже к тому, в чём я разбираюсь, к моему делу, я относился не так, как следует: то, что мне было интересно, я понимал, как баловство, как развлечение, а в том, что являлось плановой работой, я видел одну лишь глупость. Поэтому после меня и не останется ничего такого… Что бы я сам о себе не думал, видимо, мой удел быть совсем простым солдатом. Но неужели от меня чего-то ждали? Кому я нужен?»

Нужен каждый.

«Но тогда, значит, всё это правда, значит, нас пасут, значит, – вера? Тогда, значит, свечки. Поклоны… А ведь я, трепыхающийся выловленной рыбой, пытающийся самостоятельно что-то понять, делающий выводы, пусть и глупые, сильней, чем тот же я, стоящий на коленях со свечкой в руке. Если надо думать, если я должен думать сам, то это не совместимо с верой. Безмозглая вера – это отчаянье и слабость».

При чём тут вера? При чём тут слабость? Любовь – это тоже и вера, и слабость. Что же, отказаться от любви?

«В любви нет посредников и покровителей, никто не учит. А в вере – я этим переболел – полно посредников и учителей. У меня вызывают отвращение те, кто убеждён, что знает, как надо. Я за ними идти не могу».

Не можешь. И потому ты ищешь своего бога в мусоре абсурда, который и есть среда твоего обитания.

«Никого я не ищу. Любой бог – это кто-то безликий, неконкретный. У него нет слабостей, и потому я его любить не могу».

Ищешь, ищешь. А пока ты его не нашёл, ты стал боготворить своего Вовку. Если бы ты смог увидеть его образ, что держишь у себя внутри, то понял бы, что образ этот тоже безлик и невыразителен, потому что ты очистил его от всего негативного. Он не соответствует реальному человеку – ты лишил его естественных противоречий. Клещёв – неплохой мужик, во многих отношениях он лучше других, кого ты знаешь, но ты не объективен, и поэтому твоя любовь образовалась на пустом месте. А бога ты себе ищешь, ты без него не можешь. И все вы так. Ничего не делаете, а только надеетесь и просите. Просите и надеетесь на чудо, которого никогда не будет, верите, что после смерти-то вам уж точно повезёт. Некоторым хватает упорства лишь на то, чтобы обогатиться материально. И всё. А вам дан повод задуматься, попробовать понять и, может быть, дотянуться до чего-то высокого. А вместо этого вы повязали себя ритуалами, пустыми словами. Вы создаёте себе святыни и тут же оскверняете их. Вы могли бы летать, а вы даже ходить не научились – ползаете, пресмыкаетесь. Один хомут снимете и тут же ищете себе другой. Вокруг вас всё загажено деньгами, ненавистью, завистью. Пока у вас в цене власть и деньги, нормальной жизни вам не будет. Власть и деньги закабаляют и тех, кто их жаждет, и тех, кто ими обладает. Вы так и будете давить друг друга, будете унижать соседа, угнетать его. Периодически на вас находит, и вы начинаете улучшать, переделывать мир, не умея улучшить самих себя. Потому-то зло среди вас повсеместно, а добро единично. Для начала научитесь хотя бы не убивать друг друга. Но вы заняты тем, что оправдываете себя, обеливаете, доказываете, что вы всегда и во всём правы. Вы вздрагиваете лишь тогда, когда вспоминаете, что за всё придётся расплачиваться. А платить, возможно, и придётся.