Оба осунулись за последние дни, у обоих появились круги подглазами и во рту горчило от бесчисленных папирос.

Калязин уехал из лагеря вчера днем в Энск – руководитьрасследованием захвата города сбежавшими заключенными. Прохорцев в лагереостался – провести последние допросы (хотя картина бунта была в общем и целомясна, все же не мешало еще уточнить некоторые детали), закончить оформлениерапорта, который необходимо будет отослать сегодня, еще следовалопроинструктировать только что прибывшего капитана Найменова, который вплоть доособого указания станет исполнять обязанности начальника лагеря.

Сегодня Прохорцев приехал в Энск, Калязин встретил его навъезде в город.

– Легко, говоришь, городишко взяли? – полковникзадумчиво постукивал портсигаром по костяшкам пальцев.

– Да. Оно, впрочем, неудивительно, – Калязин обернулсяк начальнику. – Никто здесь не ждал нападения. Сработала внезапность.

– Много делов зеки натворили? – Прохорцев открылпортсигар, но папиросу из-под резинки вытаскивать не спешил.

– Как сказать... Это смотря с чем сравнивать...

– Если б зеки у нас каждый день города захватывали, сравнилибы с другими городами! Хватит умничать, майор! – внезапно вспылилПрохорцев, с громким щелчком захлопнув крышку портсигара.

Калязин с едва заметной усмешкой выждал несколько секунд:начальнику этого должно вполне хватить, чтобы остыть.

– Простите, неточно выразился, товарищ полковник. Я имел ввиду, что ожидал больших бесчинств от озверевших уголовников, которыенежданно-негаданно вырвались на свободу, уже повесили на себя дополнительныесрока, многие замарались убийствами и, стало быть, сдерживать их ничего вродебы не должно. Вот что я имел в виду... Хотя, конечно, городу и людям досталось.Отделение милиции перебили до последнего человека. Еще погибло троегоркомовских – из бывших фронтовиков, у кого при себе было именное оружие.Горкомовцы попытались оказать сопротивление, даже уничтожили двух ворвавшихся вгорком преступников, но что они могли поделать против автоматов и превосходящейчисленности? Кстати, в перестрелке случайной пулей была смертельно ранена женабывшего начальника лагеря, которая работала в горкоме. А в общей сложности,товарищ полковник, мы имеем тридцать пять погибших и восемнадцать раненых. Изних двенадцать трупов – это уголовники, убитые в основном своими же. Вот такиецифры... Да, между прочим! Первого секретаря я своей властью пока определил поддомашний арест. Преступное бездействие, повлекшее... и так далее. Этот...секретарь, увидев выруливавшие на площадь грузовики с вооруженными людьми исообразив, что к чему, сиганул в окно и огородами-огородами в тихое местечко. Ивсе это время отсиживался в подполе, причем даже не у себя в доме с женой идетьми, а у своей полюбовницы.

– Делать тебе нечего, только перетрусивших партработниковнаказывать, – пробурчал Прохорцев. – Пускай его на партсобранияхразбирают...

– Как сказать, Аркадий Андреич, – вкрадчиво, за чемвсегда скрывалась некая хитрая мысль, проговорил Калязин. – Может быть,все гораздо сложнее, чем видится на первый взгляд. А вдруг он состоял в сговорес руководителями восстания... если все же это было восстание, что покавыясняется, но еще до конца не выяснено. Надо бы сперва проверить, были у негоконтакты с Иудой и насколько частые контакты...

Полковник снова раскрыл портсигар и на сей раз досталпапиросу. Сунул в рот, но не прикурил, а просто жевал бумажный мундштук,перебрасывая папиросу во рту.

– Ну, в общем, да, Сергей, в этом что-то есть, – сказалнаконец Прохорцев. – Пускай пока посидит под арестом. И показания с негосними, как положено.

– Уже сняты, Аркадий Андреич... Ну-ка притормози,Семен! – приказал шоферу Калязин. – Обратите внимание, товарищполковник. Здесь между продмагом и артельным сараем гражданин Котляревскийсобственноручно застрелил гражданина Бурцева по кличке Енот. Навесил на себяеще и убийство. Абсолютно доказанное преступление. Имеются аж два свидетеля.

– Два свидетеля?

– Девчонка, которую Енот пытался изнасиловать,несовершеннолетняя, между прочим, и один из беглых по кличке Чага, который всеэто видел собственными глазами. Этот Чага сейчас сидит в КПЗ, в отделениимилиции. Забыл сказать, что в городе задержано двадцать пять беглых. В основномсилами самих горожан и, что любопытно, горожанок уже после того, как основныесилы зеков покинули город. Ах да! Сегодня взяли двадцать шестого. Напившись дополного безобразия, он продрых чуть ли не полтора суток в каком-то сарае, вышелсегодня – и прямо к нам в объятия. Надо будет нам с вами, Аркадий Андреич,решить до вечера вопрос: нужны нам они еще здесь зачем-то или отправляем ихобратно в лагерь под присмотр капитана Найменова.

– Допросы со всех сняли?

– Не успели, Аркадий Андреич! – с напускнойвиноватостью в голосе сказал Калязин. – Еще не повредит запротоколироватьпарочку следственных экспериментов.

– Раз так, значит, пусть здесь пока посидят, – твердосказал Прохорцев. – Слушай, майор, я чего-то в толк не возьму: а что,заключенные сами тут порядок наводили? Бесчинствовать особо не давали, своих жестреляли?

– То-то и оно, товарищ полковник, что наводили. Причем, чтоназывается, железной рукой, зачастую пренебрегая своими же законами. Нет,бесчинств, конечно, хватало, куда ж без этого! И с изнасилованиями, по темзаявлениям, что уже поданы, милиция долго еще будет разбираться, а большинствоженщин, как вы сами понимаете, заявления не написали и, наверное, не напишут...И все магазины разграбили, и по домам прошлись, экспроприируя главным образомалкоголь и сало... Но все равно, товарищ полковник, некая самоорганизацияналицо, попытка наведения относительного порядка со своими законами. Например,всех своих они предупредили: малолеток не трогать. Кто не внял – того постиглаучасть Енота. Ну, еще отчасти город легко отделался, потому что зеки в немнедолго пробыли.

– А эти... которые в КПЗ сидят, их забыли, что ли?

– Именно так, товарищ полковник, – не удержал смешкаКалязин. – Не будут же они бегать по домам, вытаскивая своих из всехподвалов и постелей. Собрались и ушли, кто не успел – тот опоздал,предупреждали всех... Опа, приехали, товарищ полковник. Вот он, так сказать,центр, так сказать, города. Здесь и главная площадь, где проходят майские иноябрьские демонстрации, и горком партии, где сейчас наш военно-полевой штаб, иклуб, где кино крутят.

Калязин открыл дверцу сам. Прохорцев подождал, пока водительСемен выйдет из машины и распахнет заднюю дверцу. Полковник не спешил в горком,стоял возле машины, оглядывался, будто нечто подобное видит впервые, а не вкаждом заштатном городе одно и то же.

Городская площадь по размерам, наверное, равнялась половинефутбольного поля. В центре ее стоял гипсовый памятник товарищу Сталину. «Неосквернили, и то ладно, – мельком подумал Прохорцев. – А то пришлосьбы выделять в отдельное дело, отдельно выявлять виновников».