– Отлично. Тогда пойдём спать. Мы потратили слишком много времени на эту бессмысленную драку.

– Сначала позвольте мне кое-что спросить. – Чешуя Рюна зашелестела, издавая неприятный звук. – Что течёт в ваших венах, Кейгон?

– В моих венах?

– Да! Кто вы такой, чтобы приказывать мне убить кого-то просто потому, что такая возможность может больше не представиться? Кто вы такой, чтобы отчитывать меня за то, что я не убил свою собственную сестру? Что за человек может сказать, что он скорее убьёт своего спутника, чем позволит умереть каким-то жителям Чаборо?

Пихён был растерян, однако вмешался в разговор:

– Рюн, господин Дракха принял правильное решение. Я ведь смогу стать старейшиной только тогда, когда моё тело погибнет.

– Я не хочу знать, правильно это или нет! Он всегда так чёртовски прав во всём, что даже нет смысла говорить об этом лишний раз. Я просто хочу получить ответ на свой вопрос! Кейгон, у вас что, железная кровь? Неужели мой отец действительно отрезал свою руку ради кого-то вроде вас?! – Рюн вытянул руку, а затем указал ею на Кейгона.

В глазах охотника промелькнул едва заметный стальной блеск, который не предвещал ничего хорошего. Асхвариталь был единственным, кто заметил его, после чего тут же встрепенулся и внезапно взлетел вверх, напугав всех присутствующих, кроме Кейгона. Остальные сразу кинулись ловить сбежавшего дракона, но тот лишь облетел комнату и приземлился на полку.

– Рюн.

Наг сосредоточил всё своё внимание на Асхваритале и потому вздрогнул и испуганно опустил глаза в пол, когда Кейгон позвал его. Охотник, слегка склонив голову, пристально смотрел на своего собеседника. Это пустое выражение лица и странный наклон головы превратили лицо Кейгона в абсолютно неживую и даже в некоторой степени в искусственную маску. Рюн нервно сглотнул подкативший к горлу комок.

– Я обязан защищать тебя, поэтому не могу сказать, что течёт по моим венам вместо крови.

– Что вы имеете в виду?

– Если я скажу тебе это, ты больше никогда не сможешь спать спокойно.

Рюн всё ещё не понимал, что так тщательно скрывал Кейгон, а главное, по какой причине, но не осмелился больше задавать вопросов. В глубине души он чувствовал, что это были не просто пустые угрозы.

* * *

Виас Макероу отвела взгляд от вида ночных улиц Хатенграджа и с трепетом посмотрела на тонкую дощечку в своих руках. Эта на вид невзрачная, изготовленная из дерева пластина для письма, которую по-другому ещё часто называли церой, была одним из самых непозволительно роскошных способов ведения частных переписок, к которому наги прибегали лишь в особенных ситуациях. Виас можно было даже не смотреть на клеймо на обороте дощечки, чтобы понять, что она была изготовлена лучшим мастером из великолепнейшего по своей фактуре дерева (конечно же, после проведения для драгоценного растения похоронной церемонии по всем правилам). Виас впервые в жизни получила такое письмо, и как бы она ни пыталась это отрицать, она всё равно была очень взволнована. Именно поэтому, когда нагиня получила церу от неизвестного клана, её больше удивило не содержание, а то, что для этого был использован такой редкий способ передачи информации.

Виас перечитала письмо в шестой раз.

Похоже, что, к нашему счастью, новое произведение Радиоль Сэн и в этот раз избежит негативных отзывов критиков. Поговаривают, что в этот раз не сможет устоять даже самый придирчивый ценитель искусства. Поэтому, если Вам позволяет время, пожалуйста, приходите сегодня вечером в дом семьи Сэн, чтобы насладиться её выступлением. Радиоль будет очень признательна за Ваш визит. Как и я.

Подписи на табличке не было, что ещё сильнее насторожило Виас.

Когда она только получила письмо, то сначала подумала, что это были очередные проказы её злорадной младшей сестрички, однако уже после третьего прочтения Виас заметила, что почерк на цере был совершенно другой. А после шестого раза она и вовсе на сто процентов была уверена, что Кариндоль не причастна к этому. Если учитывать её характер, то становился понятно, что она бы не стала действовать настолько скрытно. Да и что плохого могло случиться во время выступления какой-то напыщенной идиотки, которая возомнила себя драматургом, режиссёром и великой исполнительницей в одном лице. Кроме того, если бы Кариндоль действительно собиралась заманить Виас в дом клана Сэн, она бы упомянула в письме старшего сына Суйшина, а не эту бездарность Радиоль.

В конце концов, Виас всё-таки решила рискнуть и принять это таинственное анонимное приглашение. Она сделала глубокий вдох и отдала приказ одному из её сопровождающих. Мужчина одним рывком открыл двери, и Виас вошла в особняк семьи Сэн.

Буквально через несколько мгновений виновница торжества Радиоль Сэн с ослепительной улыбкой на лице выбежала встречать гостью. Виас презрительно хмыкнула про себя: такое поведение было абсолютно недостойным для члена семьи одного из самых респектабельных кланов города.

«Виас! О Богиня, это же сама Виас Макероу! Вы пришли взглянуть на мою новую постановку? Я так рада! Ох, я ведь даже не отправила вам приглашение. Только, прошу, не подумайте, дело вовсе не в том, что я не хотела вас видеть. Я просто не осмелилась отправить приглашение кому-то столь уважаемому, как вы, госпожа!»

Не прошло и пяти минут с того момента, как Виас встретила Радиоль, а она уже успела пожалеть, что пришла сюда из-за этого куска дерева за две серебряные монеты. Нагиня крепко схватила Виас под руку и повела её на импровизированную экскурсию по дому Сэн. Радиоль вела себя излишне дружелюбно, а расстояние между ними было ничтожно маленьким, что заставляло чешуйки Виас то и дело в отвращении вставать дыбом. Они с Радиоль были представительницами совершенно разных сфер деятельности. Кроме того, Виас была одним из самых уважаемых экспертов в своей области, а Радиоль – обычным посмешищем, с которым не хотел связываться ни один приличный деятель искусства. Даже Виас, которая мало интересовалась этим, знала, что единственная причина, по которой Радиоль не получала слишком негативных отзывов от критиков, заключалась в том, что она была членом семьи Сэн. Эта глупая пустышка даже понятия не имела, что о ней за её спиной говорили в обществе.

Радиоль Сэн всё их совместное времяпровождение говорила о схожести между зельями и искусством (какая абсурдная мысль!), а также о муках творческого процесса (Виас подумала, что если Радиоль заявит, что мучается, создавая свои «шедевры», то даже токкэби выйдет из себя). Около получаса Радиоль испытывала терпение Виас на прочность своей пустой болтовней, прежде чем наконец отпустила её