Сессия парламента наконец началась на последней неделе января 1678 года в более дружелюбной атмосфере, чем прежде. В своей вступительной речи король подтвердил, что он «заключил такие альянсы с Голландией, которые послужат защите Фландрии» и что теперь ему требуется «большой объем снабжения». Палата общин постановила, что всю торговлю между Англией и Францией следует свернуть и, пока Франция не вернется в свои прежние границы, никакого мира быть не может. В феврале парламентарии проголосовали за выделение Карлу 1 миллиона фунтов на войну против Франции. Этих денег на самом деле не хватило бы на проведение успешной кампании, но Карл и не собирался объявлять Людовику войну.

Он оказался в ловушке, или, вернее, он загнал себя в ловушку самостоятельно. Последовал период времени, в течение которого работу парламента откладывали или приостанавливали практически каждый месяц. Самая короткая сессия продолжалась 6 дней, самая длинная – 172 дня, тогда как перерывы длились от 10 дней до 15 месяцев. Столь аномальная работа системы показывает уровень замешательства, до которого скатилась государственная политика. Карл не знал, в какую сторону кланяться. Он хотел субсидий от Людовика, но парламент ему пообещал миллион для нападения на французов; активно вел подготовку к войне против Франции, но в то же время заверял французского посла в своей привязанности к Людовику.

Парламент тоже пребывал в сомнениях. Было одобрено выделение средств на армию численностью в 30 000 человек, но что, если король использует войска в собственных интересах? Карла и Дэнби боялись и подозревали. Французский король щедро раздавал взятки разным партиям, и все эти люди сетовали, что государственные дела покрыты глубоким мраком. Сэр Уильям Темпл объяснял в своих «Мемуарах», что «из настроений общества вырастало такое недоверие к нашим советникам, что никто из тех, не находившихся за кулисами, не мог сказать, что делать с этими беспорядочными слухами и сообщениями».

Ближе к концу марта 1678 года король распорядился, чтобы Дэнби составил для английского посла в Париже Ральфа Монтегю план возможных мирных предложений. Затем Карл потребовал выплату в 6 миллионов ливров ежегодно (более 4000 фунтов стерлингов золотом) в течение трех лет за давление на голландцев в процессе мирных переговоров. Это соглашение следовало держать в полном секрете, а Монтегю «должен ни звука не произносить о деньгах». Собственной рукой король приписал на письме: «Утверждаю». Наверное, то был единственный способ, которым он смог убедить Дэнби составить послание. Людовик сразу же отклонил предложение, но Карл совершил и еще один необдуманный шаг, который в будущем весьма повредит Дэнби.

Затем Людовик застал Карла врасплох, заключив сепаратный мир с Соединенными провинциями самостоятельно, не оставив английскому королю возможности втереться в доверие к той или другой стороне. Французский кузен в некотором роде бросил его. У Карла появилось время для размышлений. Как-то утром в середине августа он гулял по Сент-Джеймсскому парку, как вдруг к нему подошел фармацевт, работавший в королевской лаборатории. Карл, всегда бывший любезным и учтивым, встретил Кристофера Киркби приветливо.

Киркби сообщил Карлу, что обнаружил иезуитский заговор против короля: монарха планируется заколоть или отравить, чтобы возвести на трон католика Якова, герцога Йоркского. Карл, обычно склонный относиться к таким заговорам как к пустой болтовне, посоветовал Киркби обратиться к своему доверенному секретарю. Последовало на редкость бессистемное расследование, в ходе которого всплыл длинный обвинительный акт против отдельных иезуитов. Предполагаемый автор этого документа Тит Оутс предстал перед комитетом Тайного совета, чтобы подтвердить свои обвинения. Так начинался ставший впоследствии известным «Папистский заговор».

Роджер Норт описывал Оутса так: «Человек маленького роста, плохо сложенный, с очень короткой шеей; внешний вид и черты лица самые специфические. Центр его лица – рот…» У него был низкий лоб, длинный нос и массивный подбородок. Голос гнусавый, а манеры театральные. Тем не менее он внушал доверие. Уверенно и подробно он описал встречи и разговоры иезуитов и назвал инициаторами заговора двух известных людей. Оутс обвинил сэра Джорджа Уэйкмена, врача королевы, в намерении отравить Карла; он также упомянул ее секретаря Эдварда Коулмена, который раньше служил секретарем герцога Йоркского. Таким образом, затронутым оказался и сам католический наследник престола. Один из советников, выслушивавших убийственные показания Оутса, сэр Генри Ковентри, заметил, что «если он лжет, то это самый великий и изобретательный лжец из всех, что мне встречались».

Затем неожиданная смерть, казалось, подтвердила правдивость Оутса. Раньше он уже под присягой сообщал об этом деле лондонскому судье сэру Эдмунду Берри Годфри. Оутс рассказывал Годфри, что бывал на тайных встречах иезуитов в таверне «Белая лошадь» на Стрэнде, где обсуждались разные способы убийства короля. По всей видимости, Годфри обеспокоился, увидев в списке подозреваемых своего знакомого, Эдварда Коулмена. 12 октября судья не вернулся домой. Через пять дней его тело нашли в канаве на Примроуз-Хилл, с собственным мечом в груди. Коронерское расследование установило, что труп привезли на Примроуз-Хилл в день обнаружения, а многочисленные кровоподтеки на верхней части тела и в особенности на шее свидетельствовали о том, что он был задушен. Убили ли его католики из страха, что их заговор будет раскрыт? Задушили ли его подельники Оутса, боявшиеся, что будет доказана лживость его показаний? Может, он покончил с собой? Мы никогда не узнаем правды.

Страхи и пророчества расходились кругами по воде. В предыдущем году по небу пронеслась яркая комета, а в 1678 году произошло три солнечных и два лунных затмения. Уильям Дейд в своем «Предсказании» предрекал «потрясения, страсти и новые болезни, происходящие от холерических наклонностей», а Calendarium Judaicum Джона Партриджа прогнозировал «беды от больших людей и знати». В такой атмосфере всеобщей тревоги обнаружение тела Годфри вызвало массовую панику и истерию по поводу возможного мятежа католиков. Наместникам короля в графствах поступил приказ искать в домах католиков спрятанное оружие, к тому же и общий страх перед французским вторжением в поддержку католического восстания никогда не покидал общество. Широко распространилось мнение, что многие тысячи якобы ортодоксальных протестантов на самом деле скрытые католики, ожидающие команды к действию. Один современник, сэр Джон Рирсби, писал: «Казалось, распахнулись сами врата ада».

Когда были изъяты бумаги Эдварда Коулмена, выяснилось, что он написал несколько сомнительных писем иезуитским священникам, близким к Людовику XIV, в которых просил денег на том основании, что он и его коллеги «выполняют сложнейшую работу, направленную на обращение ни больше ни меньше как трех королевств». Возможно, это было лишь бравадой и, похоже, не имело никакого отношения к заговору, описанному Оутсом, но в сложившихся обстоятельствах вызвало взрыв.

Разоблачение заговора при вероятном участии Якова великолепно соответствовало интересам Шафтсбери, который теперь мог выступить на авансцену как защитник протестантства. Несколько месяцев назад, после принесения официальных извинений королю, он покинул Тауэр и уехал в свое поместье в Дорсете и теперь мог с воодушевлением приняться за дело «Нет папизму!» под свежим знаменем. Его долгосрочной целью стало не допустить Якова на престол. Как Шафстбери выразился позднее: «Не скажу, кто начал эту игру, но уверен, что поохотился активно».