Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ясно. Тогда тебе лучше держаться подальше от Бригама Киллиана, не то вам обоим не поздоровится, когда я помру.
Брин улыбнулась.
– А ты не умирай.
– Не умру, если ты не умрешь.
– Вот и договорились – будем жить вечно.
– Звучит неплохо. Ты знаешь, что я люблю тебя?
– Доходили слухи. Уж не знаю, стоит ли им верить.
Тэш обнял Брин и крепко поцеловал, а когда наконец отпустил, девушка прошептала:
– Похоже, это правда.
Язык – одно из величайших достижений и в то же время одна из величайших трагедий; благодаря ему мы почти понимаем друг друга.
Мовиндьюле сидел в зале совещаний за искусно выполненным столом – длинным, изящным, с точеными краями и изогнутыми ножками. Фрэи не только не убивали фрэев, но и не вырубали деревья. Значит, какой-то старый эйливин несколько месяцев бродил по лесу в поисках ствола, поваленного бурей и не упавшего на землю, застрявшего среди других деревьев и засохшего. Потом резчик долгими днями вырезал нужные части, на что наверняка ушло много месяцев. Затем детали соединили, подгоняя по фактуре и цвету, отшлифовали и отлакировали. Потребовалось нанести множество слоев лака, чтобы добиться прочности и блеска.
Принц провел ладонью по безупречно гладкой поверхности. Стол мог по праву считаться произведением искусства. Для его создания нужны тысячелетия учебы, столетия тренировок и годы упорного труда.
Я бы сделал лучше за три минуты – ну ладно, за четыре.
В этом различие между искусством и Искусством.
«Одно из различий», – напомнил себе Мовиндьюле.
Сколько бы эйливины ни трудились, даже самый талантливый из них не мог вызвать дождь, поднять гору из земли или…
– Ничего? Ничего?! – кричал фэйн на своих приближенных. – Вы потратили целый год и не достигли результата?
Мовиндьюле терпеть не мог, когда отец орет. Его и так прекрасно слышно.
Фэйн сверлил яростным взглядом генералов, министров и членов Аквилы.
Чего он ожидает? Вряд ли они взмолятся: «О, простите, наш фэйн, как мы могли забыть! Вот волшебный камень. Потрите его, и все невзгоды улетучатся. Количество желаний не ограничено, так что, если вас не затруднит, даруйте нам, пожалуйста, вечную жизнь и бесконечное лето».
Вокруг стола собрались важные вельможи – за исключением Джерида: тот ни на минуту не покидал Авемпарту. Все как один смотрели в пол; гнев фэйна был равносилен стихийному бедствию.
– Мы сделали все возможное, – подала голос Мэтис, немало удивив Мовиндьюле.
Первый министр, заступившая на пост после гибели Гриндала, не казалась принцу храброй. И умной.
– Все возможное? – прервал ее фэйн.
Сотни крошечных фигурок, скрупулезно расставленных на карте в боевом порядке, взлетели в воздух и с щелканьем ударились о стены.
– Не говори мне, что вы сделали все возможное! Речь идет о поражении!
Командиры, назначенные взамен погибших в Грэндфордской битве, справились лучше прежних – по крайней мере, они выжили и вдобавок сохранили большую часть войска, организовав быстрое отступление. Однако фэйн смотрел на ситуацию иначе.
– У вас же были луки! Вы их использовали?
– Да, мой фэйн, – слабым голосом отозвался один из полководцев. – Мы уничтожили множество рхунов, но не смогли полностью устранить угрозу. Они во много раз превосходят нас числом.
Мовиндьюле не знал имени говорившего. Узкий разрез глаз выдавал в нем выходца из удаленных окраин. Чтобы восстановить войско, фэйн призвал воинов со всех концов Эриана.
– К тому же, у рхунов появилось новое оружие, – продолжал безымянный командир. – Повозки, влекомые лошадьми. Эти устройства быстро движутся и несут на себе лучников. Возможно, если мы заманим их в Харвудский лес, нам удастся получить преимущество: в чаще телеги бесполезны. И вот тогда…
– Телеги? Ты боишься телег? – взревел Лотиан.
– И… дракона, мой фэйн.
– Дракон жив? Мне докладывали, он целый год пролежал без движения.
– Да, он не двигался, пока мы не атаковали. Чудовище по-прежнему охраняет лагерь.
Фэйн не смог найти подходящего ответа. Он сам оказался бессилен против дракона, что еще более подогревало его ярость.
Заметив в углу зала кресло, а рядом, на столике, кувшин с водой, Мовиндьюле преисполнился сожалениями и задумался о превратностях судьбы. Он по-прежнему был немыслимо молод, не стоял в строю униженных вельмож и не праздно наблюдал за происходящим. Он выжил после Грэндфордской битвы, убил изменницу Арион и спас отца от чудовищного дракона. Теперь Мовиндьюле воспринимали не просто как сына фэйна; он заслужил всеобщее уважение. Но все же…
Какое удобное кресло. Жаль, раньше я этого не понимал. Славные были времена! Мы верили в превосходство фрэев и нерушимость Эриана.
В течение часа принц слушал доклады, и с каждой минутой становилось все яснее: рхуны наступают, а фрэи бессильны им противостоять.
– Должно же быть средство от этого гнусного дракона! – Фэйн повернулся к Мовиндьюле. – Спроси его еще раз.
Не было нужды пояснять, кого. Все и так знали.
Во время Грэндфордской битвы Мовиндьюле проявил способность переговариваться на расстоянии с Джеридом, кэлом Авемпарты. По той же причине принца не оставили на попечении Джерида – он был нужен в Эстрамнадоне: фэйн хотел поддерживать постоянную связь с кэлом. Мовиндьюле не мог понять, почему Лотиан не заставил Джерида научить этому фокусу его самого. Должно быть, не хотел, чтобы кто-то подслушивал конфиденциальные разговоры. Джерид частенько грешил подобным. Старый миралиит не питал уважения к частной жизни, у Мовиндьюле же таковой не имелось, так что его не особенно тревожили непрошеные вторжения. Впрочем, в те дни кэл редко беспокоил принца помимо военных советов, на которых присутствовал неукоснительно.
– Джерид все слышит, – сказал Мовиндьюле отцу. – Что ты хочешь спросить?
– Как убить дракона? – Голос фэйна звучал непривычно тонко и визгливо, наводя на мысли о том, что ползущие по городу слухи правдивы – правитель фрэев безумен.
Мовиндьюле стиснул зубы, стараясь не выдать свои чувства.
«Передай ему, что мой ответ не изменился, – произнес Джерид у него в голове. – Дракона убить невозможно».
– У Джерида по-прежнему нет ответа.
Лицо фэйна сморщилось, как выжатая половая тряпка.
– Это неприемлемо! Неприемлемо!
В воздух взлетели нетронутые кубки с вином. Пол и стены окрасились алым. Сжав кулаки, Лотиан издал яростный вопль – тонкий и резкий, словно крик совы. Этот звук всегда пугал принца до смерти.