Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Может, ты знаешь, откуда они приходят?
— Откуда?
Взирая на верзилу, Киаран приуныл. Этого олуха расспрашивать бесполезно. Придётся устроить возле Безумного дома засаду.
Ёрк скроил виноватую мину:
— Я же говорил, от меня мало пользы. — Переступил с ноги на ногу. — Почему их кличут белыми монахами?
Киаран отделался одной фразой:
— Потому что они носят белую рясу.
Не рассказывать же тупице о тайном монашеском ордене. Щёлкая языком, Киаран пробежал глазами по плесневелым стенам. Посмотрел на утопленную в полу железную плиту со скобой. Хотел уже развернуться и уйти, как Ёрк произнёс со смешком:
— У нас тут тоже сидит один… в белом.
— Так уж и в белом?
— Честное слово, милорд! — Ёрк почесал грудь ручищей. — Называет себя белым дьяволом.
Киаран и командир обменялись взглядами.
Выродок постучал сапогом по плите, закрывающей вход в подземелье:
— Безумцы там?
— Там.
— Сколько их? — поинтересовался Киаран и подумал, что надо бы показать надзирателю пальцы, без подсказок тот не ответит.
Но Ёрк ответил:
— Тридцать шесть. Это я знаю. Всегда тридцать шесть. Одного уносят, другого приводят.
Киаран бросил на лежанку серебряную «корону»:
— Хочу на них посмотреть.
Ёрк уставился на монету:
— Безумие заразно, милорд.
— Из клириков кто-то заразился?
— Нет, милорд.
Киаран бросил ещё одну монету:
— А ты? Хоть раз болел безумием?
Ёрк хлопнул лапищей себя по лбу:
— Вот я остолоп! — Затолкал рукоять кистеня за пояс и развязал стоящий в углу мешок. — Монастырская соль! Совсем запамятовал. Насыпьте в карманы, в сапоги и на голову.
Дождался, когда Киаран с Выродком совершат ритуал. Выдернул из подставки факел и одной рукой поднял неподъёмную на вид железную плиту.
Лицо обдало смрадом. Киаран вытащил из кармана пропитанный эфирным маслом платочек, стряхнул с него соль и прижал к носу.
В подземелье вела стиснутая стенами лестница, крутая и скользкая. Блики огня прыгали по камням, покрытым капельками воды. Снизу доносились стоны, бормотание, смех.
Сойдя с последней ступени, Киаран двинулся вслед за Ёрком по длинному тёмному коридору. Свет факела выхватывал из мрака решётки, вмурованные в потолок и пол. В камерах чудилось беспорядочное движение. Что это: люди или игра теней — Киаран не мог понять.
Слева к прутьям прильнул человек в лохмотьях и вывалил изо рта раздвоенный язык.
Ёрк бросил через плечо:
— Это он сам себе сделал. Думает, что он ящер. А этот… — Ёрк указал вправо. — Его не видно. Он сидит всё время в углу. Думает, что стеклянный. Боится разбиться на осколки.
Киаран повернул голову на непонятный звук и вовремя отскочил в сторону: в решётку врезался голый мужик и, просунув руку между прутьями, чуть не схватил его трёхпалой кистью.
— Этот съел своих детей, а потом отгрыз себе пальцы. А этот считает, что земля круглая, — объяснял Ёрк, указывая то на одну камеру, то на другую. — Этот думает, что в его теле живёт одиннадцать сущностей. Он даже говорит разными голосами…
Плач, вой, стоны, бормотание сводили с ума. Вдыхая запах эфирного масла, Киаран брёл за надзирателем и думал только о том, как бы поскорее отсюда выбраться.
Наконец они дошли до конца коридора и упёрлись в решётку. В свете факела влажно блестели прутья, дальше ничего не просматривалось, словно преграда была не решётчатой, а глухой стеной.
— Это он называет себя белым дьяволом, — сказал Ёрк и почему-то встал Киарану за спину.
— Всем молчать! — прозвучал из камеры голос, от которого чуть не лопнули ушные перепонки.
В подземелье стало тихо как в могиле.
Тишина оглушила Киарана похлеще, чем самый дикий шум. Стискивая в кулаке рукоять меча, он с трудом сглотнул; в ушах щёлкнуло. Немного постоял, привыкая к жуткому безмолвию. Шагнул к решётке и спросил:
— Ты и правда дьявол?
— Заходите, милорд. Не люблю держать гостей на пороге.
Ещё одна странность. При звучании этого голоса перед внутренним взором Киарана нарисовался образ добродушного старика. Складывалось впечатление, что в камере не один узник, а двое.
— Не вздумайте, милорд, — прошептал Ёрк.
— Будьте осторожны, — откликнулся Выродок. — Никто не знает, что у них на уме.
— Я не ваш гость, — сказал Киаран, всматриваясь в темноту.
— Боитесь?
— Не люблю шутов. — Киаран повернулся к камере спиной, надеясь, что его намерение уйти сделает безумца более разговорчивым.
— Вам, наверное, очень тяжело быть посвящённым в тайны многих людей и не иметь права ими воспользоваться.
Киаран выхватил факел из руки Ёрка и развернулся к решётке:
— Да кто ты такой?! — Просунул между прутьями конец рукоятки, обмотанный горящей паклей. — Покажись!
Из мрака возник человек, облачённый в белоснежный балахон. Киаран скользнул взглядом по белым как тополиный пух волосам и бороде и уставился в янтарные глаза.
— Церковь сделала дьявола падшим созданием, олицетворением зла, — проговорил старик, в свою очередь разглядывая Киарана. — Он нужен, чтобы люди не обвиняли бога, когда происходит что-то плохое, а взваливали вину на дьявола. Но дьявол не убивал младенцев, не гонял людей по пустырям, не приказывал отцу убить сына своего и не устраивал конец света. Дьявол не призывал верующих в него истреблять неверующих. Во имя сатаны не вырезали ни одной деревни, не сожгли ни одного города, не обезглавили ни одного учёного мужа, не утопили ни одной знахарки. Так почему же он — олицетворение зла? Почему к его приспешникам приписали грамотных, думающих и творящих добро людей? — Старик улыбнулся и прошептал: — Потому что кому-то нужна тьма.
Киаран стоял, охваченный паническим страхом. И в то же время он испытывал необъяснимый восторг. Ему хотелось бежать отсюда и хотелось, чтобы голос безумца звучал вечно.
Старик забрал у него факел, поднёс огонь к кроваво-красной надписи на стене:
— Я написал кровью: «Бога здесь нет», чтобы всяк сюда входящий ничего не боялся. — Вернул факел Киарану. — Зайдёте?
— Открой
