Словом, лето Джексон провел замечательно. Он много хулиганил, однажды, например, попытался переехать скульптуру Ларри, стоявшую на лужайке Кастелли. Но эти выходки очень дорого обходились ему самому. Мастерская Поллока стояла пустой, не считая огромной, 2 м высотой и 5,5 м длиной, картины, которая преследовала его, наводила на него ужас. Все в ней напоминало художнику о поражении. Чтобы Поллок начал переделывать эту работу в том сезоне, Тони Смиту и Барни Ньюману потребовалось приложить совместные усилия. Они пытались заставить Джексона вернуться к полотну тем, что сами делали на нем отметки[1513]. В редкие моменты прояснения сознания и трезвости Поллок возвращался к холсту снова и снова. «Это никогда не кончится», — как-то пожаловался он Ли, сосредоточенно стараясь найти что-то в пространстве картины[1514]. Но в конце концов он обрел то, что искал, изобразив по всей длине картины через равные интервалы восемь «полюсов». Это было изображение сдерживаемой энергии, а может, самого Поллока в клетке. В некотором смысле картина ознаменовала конец того художника, каким он был прежде. Но это был настоящий шедевр[1515].

К открытию первой выставки в галерее Сидни Джениса, намеченному на 10 ноября, Поллок подготовил 11 картин; гвоздем программы стало полотно «Голубые полюса». Перед самой экспозицией Джексон так паниковал, что побоялся сам садиться за руль и попросил соседа отвезти их с Ли в Нью-Йорк[1516]. От этой выставки зависело не только финансовое будущее Поллоков, но и их душевное здоровье. Пара почти во всех отношениях переживала худшие времена за всю свою совместную жизнь. Ли оскорбили до глубины души как художника, презрительно отказавшись от нее как менее важной части комплекта. Джексон, по-богемному безмолвный, барахтался в тех темных, мутных водах, где обычно оказываются люди, которых сначала возвели на пьедестал, а затем забыли. И выставка у Сидни могла исправить эту крайне унылую ситуацию. Но не исправила. Пресса оценила экспозицию высоко, например ArtNews назвал ее второй лучшей персональной выставкой года после Миро. Тем не менее почти ничего не продалось[1517]. «Голубые полюса» сняли с подрамника, свернули в трубу и со временем вернули обратно в сарай Поллока[1518]. Два года подряд выставка Джексона оказывалась мыльным пузырем. Даже Клем, судя по всему, утратил к нему интерес. А ведь этот критик когда-то был самым активным поклонником Поллока, постоянно рекламировавшим его творчество. Да и профессиональная карьера Клема развивалась параллельно с успехами этого художника, которого он однажды провозгласил величайшим. А теперь Гринберг не удосужился даже написать рецензию на его выставку[1519]. Он просто безапелляционно заявил, что «вдохновение Джексона иссякает»[1520].

На 17 ноября, через неделю после открытия выставки Поллока в галерее Джениса, была запланирована ретроспектива его работ. Клем организовал ее в Беннингтонском колледже, отобрав восемь великолепных картин, написанных в период между 1943 и 1951 г.[1521]. Выставка была весьма серьезным и значимым событием, прежде всего из-за калибра профессоров и преподавателей, имена которых связывали с этим колледжем. К тому же в этот колледж обычно посылали учиться своих дочерей богатые либеральные американские семьи. И те и другие были весьма перспективной и восприимчивой новой аудиторией. Джексон и Ли должны были бы отнестись к этой выставке с энтузиазмом. Однако оба оставались взвинченными и напуганными. Джексону, в частности, претила сама идея ретроспективы, поскольку она подразумевала, что художник находился в конце своего творческого пути[1522].

И вот, одолжив у Альфонсо универсал, Ли с Джексоном по пути в Вермонт подобрали на Манхэттене Хелен и Клема[1523]. Первая остановка планировалась дальше к северу, в Болтон-Лендинге, где их ждали ужин и ночлег в доме скульптора Дэвида Смита и его подруги Джин Фриc, недавней выпускницы колледжа Сары Лоуренс. Представитель первого поколения и ветеран Проекта, сорокашестилетний Смит в прошлом работал сварщиком в Индиане[1524]. Он сильно пил, был грубым и вообще походил на медведя. Для своих абстрактных скульптур Дэвид использовал материалы, которые собирал на строительных площадках. Неудивительно, что продать его работы коллекционерам произведений «изящного искусства» было так же трудно, как и картины Поллока. Закончив очередную скульптуру, Смит обычно ставил ее, как тотемный столб, на своем участке и отправлялся обратно в мастерскую начинать новую. Его первая жена, художница Дороти Денер, ушла от него в 1950 г. после серьезной драки, в которой он сломал ей несколько ребер, и после того, как долгие годы скрывала от мужа собственный интерес к скульптуре, опасаясь его ревнивой реакции[1525]. На Фрис Дэвид женится в 1953 г., и она родит ему двоих детей[1526]. Но в момент приезда гостей подруга скульптора была вчерашней студенткой, на двадцать лет младше него. У Смита не было ни гроша за душой. Они с Джин так бедствовали, что для намеченного ужина с нью-йоркскими художниками им пришлось взять кредит в банке[1527]. Однако Джексон, вероятно, воображал, что Дэвид имеет всё для счастья: свободу творить, свободу пьянствовать и восхищенную молоденькую девушку под боком. А в глазах взрослой женщины, прожившей с ним много лет, Поллок видел лишь отражение своих многочисленных провалов и недостатков.